Венгерский рассказ - Клара Бихари

приглашениях на торжественные заседания и парады Коциан усматривал официальное признание своей значительности, своего мировоззрения и полезности. Кусочки глянцевитого картона свидетельствовали не только о том, что он сам мнит себя человеком значительным в общественном и государственном масштабе, но и о том, что это всем известный и общепризнанный факт.

Таким образом, положение Лайоша Коциана полностью определяло принадлежность его к избранной тысяче лиц, получающих приглашения на торжественные заседания в оперном театре. Вот об этом с полным правом и думал он в то апрельское утро, с которого начинается наш рассказ. Напомнил ему о заседании Лоранд Кутьник, пришедший с докладом о торговых соглашениях, заниматься которыми входило в многочисленные обязанности Коциана.

— Завтра вечером вы, конечно, будете в опере? — спросил Кутьник.

— Конечно, — как о чем-то само собой разумеющемся ответил Коциан и тут же вспомнил, что еще не получил приглашения.

Это показалось ему странным, потому что в подобных случаях он получал билет по крайней мере за три дня. Но Коциан не придал этому большого значения: может быть, приглашение послали к нему на квартиру. Сейчас он закончит разговор с Кутьником и позвонит жене.

Кутьник докладывал длинно, обстоятельно, останавливался на деталях, без конца перечислял взаимные выгоды, в общем, начав говорить, никак не мог остановиться. Оба прекрасно знали, что обсуждают дела государственной важности, а такие дела не терпят коротких фраз.

Однако мысль о приглашении засела в мозгу у Коциана. Как же так? В прошлом году пригласительный билет прислали к нему на работу, почему же теперь посылают на квартиру? Более того, в прошлом году приглашение распространялось и на жену, что является более полной формой почета.

— Браво, Кутьник! — воскликнул Коциан. — Но мы еще вернемся к более подробному обсуждению этого вопроса.

— Как вам будет угодно, — откланиваясь, сказал Кутьник и вышел из кабинета.

Коциан позвонил домой. Ему не хотелось прямо спрашивать жену о приглашении — скромность государственного мужа пересилила любопытство, — и он произнес:

— Посмотри, пожалуйста, не оставил ли я дома очки?

Предлог был жалким — очки красовались у него на носу, — но ничего умнее придумать он не смог.

Пришлось довольно долго ждать, пока в трубке раздался голос жены, сообщавшей, что очков она нигде не нашла.

— Совершенно естественно, — шутливо заметил Коциан. — Знаешь, где они оказались?

— Где? — спросила жена.

— У меня на носу.

Оба посмеялись, потом она пожурила его за чрезмерную рассеянность и высказала недовольство, что он слишком усердствует и служебные дела заслонили перед ним все остальное.

— Что у нас нового? — с деланным спокойствием спросил рассеянный муж.

— Ничего особенного, — ответила жена.

— Писем не было? — как бы случайно задал он вопрос.

— Не было. Только один пригласительный билет, — равнодушно сказала жена.

— Какой билет? — переспросил Коциан, делая вид, что его это совсем не интересует.

— Говорю тебе: пригласительный на районное собрание Народного фронта.

Коциан был поражен. Он быстро попрощался с женой и резким движением опустил трубку. Собрание Народного фронта? Гм! Он сам не понимал почему, но это приглашение показалось ему горькой насмешкой. «Что за ребячество?» — упрекнул он себя. Но внутри у него все кипело. А почему, собственно, ребячество? Ему отнюдь не безразлично, пригласят его в оперу или нет. Самолюбие? Нет и нет! Разве можно назвать самолюбием его чувства к государственному строю, чье уважение ему так важно заслужить? А именно об этом и идет речь. Только об этом. Определив, что в нем говорит не ребячество и не оскорбленное самолюбие, Коциан позвонил по внутреннему телефону своему другу Андришке.

— Что нового? — спросил он.

— Особенного ничего, — ответил Андришка. — Правда, мне надо поговорить с тобой по некоторым вопросам, но думаю, что мы можем сделать это завтра во время перерыва в торжественном заседании…

Коциан покраснел. Значит, Андришке дали билет.

— Ты когда получил приглашение? — спросил он.

— Вчера вечером. Но это ничего не значит, — быстро добавил Андришка, — начальник только что сказал мне, что он еще не получил.

— Конечно, — сказал Коциан и положил трубку.

Стало быть, начальник тоже еще не получил. Это хороший признак: начальник обязательно получит приглашение, он потому и сказал об этом Андришке, что не сомневается, получит или не получит. На то он и начальник. Известие это настолько подняло дух Коциана, что он с удвоенным пылом занялся делами, снова изучил проект торгового договора, вызвал Кутьника и предложил:

— Давай-ка еще раз просмотрим этот текст.

По своей душевной доброте Коциан в этот момент чувствовал прилив любви к странам, с которыми Венгрия собиралась заключать торговые договоры, и ему страстно хотелось, чтобы венгры ближе познакомились с этими странами, а жители тех стран — с Венгрией. Он принялся расхаживать по кабинету и на ходу исправлял текст: заменил запятую точкой с запятой, вместо «богатой культуры» поставил «культурное богатство», вместо «возникающих между народами связей» — «связи, которые и до сих пор имели некоторое значение», и так далее и тому подобное. Работая, Коциан имел обыкновение вникать в самые, казалось бы, незначительные детали. Временами он вспоминал, что начальник тоже еще не получил приглашения, и эта мысль вызывала в нем чувство полного душевного покоя, тут же выражавшегося в новых исправлениях текста, так что с бедного Кутьника лил пот, хотя он и понимал, насколько стиль и хозяйственная дальновидность его непосредственного начальника превосходят стиль и хозяйственную дальновидность его, Кутьника. Лишь около полудня Коциан закончил работу над торговыми соглашениями и отпустил Кутьника, который вышел из его кабинета, шатаясь и вытирая со лба пот. Коциан набрал номер начальника.

— Я проверил текст торговых соглашений и велел их перепечатать. Если у вас имеются какие-нибудь соображения, хорошо было бы обсудить их завтра. Может быть, в опере?..

— Ладно, — ответил начальник. — В опере, на торжественном заседании мы все это и обсудим.

Коциан выронил трубку. Значит, начальник уже получил приглашение. Коциан чувствовал, что по отношению к нему совершается огромная несправедливость, и все-таки еще надеялся. Конечно, если он получит приглашение только сейчас, то и такое опоздание уже само по себе странно, хотя… он давно утверждает, что администрация у них работает нечетко.

В кабинет вошла с почтой секретарша, товарищ Мали. Среди писем наверняка лежит билет, наверняка… И все придет в порядок, рассеются кошмары… Но почему кошмары… А если он вообще не получит приглашения? Что же тут особенного? Ведь, кроме него, еще по крайней мере девять миллионов венгров не пойдут завтра в оперу. И все же он не может оставаться равнодушным, да это было бы и неправильно. Ведь речь идет о большом торжестве. Приглашение является признанием со стороны государства его, Коциана, заслуг, и он не