Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

участие в разделе Испании. Но черт возьми, командор, раз уж мы принялись рассуждать о высокой политике, я поделюсь с вами одним замечательным проектом; сделайте милость, выслушайте меня внимательно... Я намерен изменить карту Европы, учредив, вместо множества государств, всего лишь четыре большие республики — Западную, Северную, Восточную и Южную».

«Но зачем учреждать республики? Порочный, признаюсь вам, способ государственного правления».

«Наилучшее правительство — республиканское».

«Именно по этой причине нации, столетия страдавшие под игом монархии, никогда не последуют вашему совету. Переход от хорошего к плохому вполне возможен, ибо везде в природе мы наблюдаем только упадок и вырождение; но ничто противоположное невозможно».

«В Риме поначалу правили цари, однако, осознав опасность такого режима, римляне основали республику».

«Верно, но республика там не прижилась, и римляне подчинились Цезарям, деспотизм которых был гораздо суровее прежней монархии Тарквиниев; уверяю вас, атаман, ни одна республика в мире пока не справилась с аристократией, опаснейшей гангреной на государственном теле. Наихудшее правление — аристократическое, а вы, видимо, предсказываете Европе именно такую печальную судьбу. Атаман, повторяю вам еще раз, деспотизм — родной брат любой республики, чего, разумеется, нельзя утверждать о монархии».

«Допустим, если речь идет о Венецианской республике, управляемой избранными аристократами; в результате дурного порядка вещей народ в Венеции стонет под ярмом деспотизма. Но я имел в виду совсем иную республику, которая, отделавшись от цепей монархии, будет основываться на неотъемлемых правах и обязанностях человека, являя соседним странам образец государственного устройства. Далее мои планы не простираются, поэтому прошу вас не истолковывать мои слова превратно. Командор, я хочу, чтобы задуманные мною республики были образцовыми, не мешайте же мне перекраивать границы, ибо я прихожу в отчаяние, когда вижу на карте Европы множество мелких государств. Итак, я разделил наш континент на четыре республики, их названия вам уже известны; теперь перейдем к их размерам. Западная республика, помимо провинций Франции, будет включать в себя Испанию, Португалию, Майорку, Менорку, Гибралтар, Корсику и Сардинию, если вы, конечно, освободитесь от власти монахов, инквизиторов и аббатов, отправив этих молодчиков с лужеными глотками в глубь Африки, где они начнут служить мессы неграм. Северная республика будет состоять из Швеции и ее провинций, к ним я присоединяю Англию с колониями, Нидерланды, Соединенные провинции, Вестфалию, Померанию, Данию, Ирландию и Лапландию. Россия послужит базой для образования Восточной республики. Петербург должен уступить туркам, исключаемых мною из Европы, все свои владения в Азии — эти земли могут понадобиться России лишь для сухопутной торговли с Китаем. Ныне русские с Китаем не торгуют и вряд ли начнут торговать в будущем. Зато в качестве компенсации Россия получит Польшу, Татарию и все европейские владения Турции. В Южную республику войдут все германские государства, Венгрия и Италия, из которой я вышвырну вон римского папу — его личность в моих проектах не играет никакой роли. Зачем вообще нужен аббат-содомит, получающий двенадцать миллионов годового дохода и не имеющий другого занятия, кроме как распространять индульгенции, с которыми не знают, что делать, или медальоны с изображением агнца Божьего, которые просто топчут ногами. Сицилия также войдет в Южную республику, как и все острова, находящиеся между ней и побережьем Африки. Кавалер, не правда ли, удачный получился у меня раздел Европы? Но я хочу, чтобы названные четыре республики никогда не воевали друг с другом; пусть они оставят в покое Америку, ибо от войны с ней следует ожидать одних неприятностей; коммерция должна ограничиться внутриевропейским рынком; религия упростится, так что повсюду будет принят единый культ, чистый и простой, свободный от идолопоклонства и чудовищных догматов; новая религия позволит людям отказаться от услуг наглых мерзавцев, стремящихся быть посредниками между Господом и невежественной толпой, ведь они лишь обманывают народ, который не становится от этого лучше. В соответствии с моим планом каждая республика пошлет своих представителей в вольный город Данциг. Именно там любые разногласия будут полюбовно решаться третейским судом, а приговоры его станут государственными законами. Если же эти меры окажутся недостаточными, десять депутатов от каждой республики решат государственные споры в честном бою, что спасет от гибели миллионы граждан, сегодня уничтожающих друг друга из-за абсолютно чуждых им интересов».

«Подобный проект был составлен неким аббатом де Сен-Пьером, французским писателем начала нынешнего столетия».

«Вы ошибаетесь, кавалер; книга, которую вы упомянули, мне прекрасно известна. Аббат де Сен-Пьер не решился упразднить мелкие государства, постоянно нарушающие европейское спокойствие, ему был неведом безопаснейший план объединения всех держав, о каком вы теперь имеете исчерпывающее представление, — одним словом, он отказался от системы равновесия сил и таким образом пытался создать союз, тогда как я настаиваю и на союзе, и на равновесии, так что мой проект выглядит гораздо предпочтительнее».

«Но проект ваш не обещает народам вечного мира».

«Равенство устраняет причины военных действий».

«Ну, а честолюбие? Оно по-прежнему будет отравлять своим ядом людские сердца, так что ваш план — пустая затея».

«Я нашел управу и на честолюбие. Война начинается тогда, когда какой-нибудь из народов хочет вернуть утраченное или обогатиться, но и в том и в другом случае он, самое малое, желает сохранить свое прежнее благосостояние; никто никогда не осмелится напасть на сильнейшего, честолюбие отступает перед силой, поэтому мой план предполагает совместные действия трех государств против одного агрессора, который, зная о неизбежной расплате, наверняка предпочтет войне мир и спокойствие. Вам придется затратить немалые усилия, чтобы установить равновесие между множеством маленьких гирек, имеющих разный вес, но, если у вас на весах будут лежать четыре одинаковые гири, вы не испытаете с ними никаких трудностей».

«Вы забыли о патриархе, кто-то же должен управлять христианами после изгнания папы римского».

«Кавалер, искренние христиане думают только о Господе; договорившись между собой относительно сущности и атрибутов почитаемого вами Бога, вы поймете, что он требует от вас только чистоты сердечных помыслов, а все прочее — опасные излишества. Когда вы перестанете убивать друг друга из-за мелких особенностей культа, потребность в духовных владыках отпадет совершенно; кстати сказать, все религиозные войны ведутся из-за этих владык; не запятнай себя римский папа преступлениями и развратом, Лютер никогда бы не отделился от католической Церкви; вы забыли, какие реки крови вызвал этот разрыв? Нет, сударь, никаких римских пап, ведь даже один Бог — и то слишком много. Кавалер, считая вас человеком весьма сообразительным, я позволю себе некоторую вольность: любая богословская система — опаснейший подарок для глупцов».

«Друг, да вы безбожник».

«Командор, да вы совсем не пьете, неужели мое вино не пришлось вам по вкусу?»

«Вино превосходное, господин бакалавр».