Дневники. 1910–1923 - Франц Кафка

class="p1">«Зачем ты мой народ влечешь со дна в смертельный жар». Сталь перевела air brulant. Гёте сказал, он имел в виду угольный жар. Она сочла это в высшей степени maussade [25] и безвкусным. Немецким поэтам недостает тонкого чувства приличия.

1804. Любовь к Генриху Фоссу. – Гёте читал «Луизу» воскресным гостям.

«Гёте дошел до сцены венчания, которую он читал с глубоким чувством. Но голос его был тих, он плакал и передал книгу своему соседу. Одно место он выкрикнул с такой проникновенностью, что все мы были потрясены».

«Мы сидели за обедом и как раз покончили с едой, как Гёте приказал принести пирог, «потому что Фосс выглядит еще голодным»».

«Но никогда он не бывает более приятным и любезным, чем когда вечером в своей комнате разденется или сидит на софе».

«Когда я к нему пришел, мне показалось у него очень уютно. Он затопил, разделся до шерстяного набрюшника, являя совершенно замечательный вид».

Книги – Штиллинг, Гётевский ежегодник

Переписка между Рашелью и Д. Вайтом.

12 марта. Прижав щеку к стеклу, вытянув левую руку вдоль спинки сиденья, в углу мчащегося трамвая сидел молодой человек в расстегнутом топорщащемся пальто и сосредоточенным взглядом смотрел поверх длинной пустой скамейки. Он сегодня обручился и ни о чем другом не думал. В положении ученика он чувствовал себя надежно и с этим чувством иногда бегло посматривал на потолок вагона. Когда пришел кондуктор, чтобы выдать проездной билет, он легко нашел среди бренчащей мелочи нужную монету, с ловкостью вложил ее в ладонь кондуктору и двумя растопыренными, как ножницы, пальцами взял билет. Между ним и трамваем не существовало никакой взаимосвязи, и если бы он, не пользуясь платформой и лестницей, появился на улице и пешком пошел своей дорогой с тем же взглядом, никакого чуда в том не было бы.

Лишь топорщащееся пальто имело место, все остальное придумано.

16 марта. Суббота. Снова ободрился. Снова я ловлю себя, как мяч, который падает и который ловишь во время его падения. Завтра, сегодня начну более крупную работу, которая просто должна быть мне по плечу. Я не отступлюсь от нее, пока хватит сил. Лучше бессонница, чем такое существование.

Кабаре Люцерна. Несколько молодых людей поют, каждый по одной песне. Если ты свеж и слушаешь, при подобных выступлениях скорее соотносишь с нашей жизнью текст, чем отдаешься воздействию исполнения опытных певцов. Сила стихотворных строк певцом никоим образом не увеличивается, они сохраняют свою самостоятельность и тиранизируют нас посредством певца, у которого нет даже лаковых сапог и рука которого ни за что не хочет оторваться от колена, а если уж она вынуждена это сделать, то непременно демонстрирует свое неудовольствие, стремящееся побыстрее перекинуться на скамью, чтобы поменьше обнаружить множество небольших неловких движений, пущенных для этого в ход.

Любовная сцена весной, по типу фотографических художественных открыток. Верность, трогающее и посрамляющее публику изображение. – Фатиницца, венская певица. Сладкий, многозначительный смех. Напоминает Ханси. Лицо с мелкими, заостренными чертами, разглаживающимися в смехе. Недейственное превосходство над публикой, присущее ей, когда она стоит у рампы и смеется навстречу равнодушной публике. – Глупый танец шпаг с блуждающими огоньками, летающими бабочками, бумажными факелами, ветками, черепами. – Четыре Roking Girls. Одна из них очень красива. Ее имени нет на театральных афишах. Она крайняя справа, если смотреть из зрительного зала. Как деловито она вскидывала руки, как немо чувствительны движения тонких длинных ног и нежных играющих лодыжек, как она не выдерживала темпа, но без испуга продолжала свое дело, не позволяя себе выбиться из колеи, какая нежная у нее улыбка, в противоположность напряженным улыбкам других девушек, как пышны ее волосы и лицо в сравнении с худобой тела, как она требовала от музыкантов «медленнее» – для своих товарок тоже. Ее танцмейстер, молодой, броско одетый тощий человек, стоял позади музыкантов и, глядя в зрительный зал, ритмично махал рукой, не замечаемый ни музыкантами, ни танцовщицами. – Ведущий, огненная нервозность сильного человека. В движениях порой проскальзывает шутка, воздействие которой благотворно. Объявив номер, он большими шагами спешит к роялю.

Читал «Из жизни художника-баталиста».

С удовольствием читал вслух Флобера.

Человек в сапогах с отворотами под дождем.

Желания.

О танцовщицах необходимо говорить с восклицательными знаками. Потому что мы подражаем их движениям, потому что мы сохраняем ритм и размышления не мешают наслаждению, потому что активность всегда копится в конце фразы и лучше воздействует.

17 марта. В эти дни читал «Утреннюю зарю» Штёссля.

Концерт Макса в воскресенье. Слушал почти в бессознательном состоянии. Отныне я уже не могу скучать, слушая музыку. Я больше не пытаюсь проникнуть сквозь непроницаемый круг, сразу же образуемый вокруг меня музыкой, как безуспешно делал это прежде, остерегаюсь и перепрыгнуть его, что, пожалуй, был бы в силах сделать, а спокойно остаюсь с моими мыслями, которые в суженном пространстве развиваются и отступают, не допуская в эту неповоротливую толкучку разрушительное самонаблюдение. – Прекрасный «магический круг» (Макса), который будто раскрывает местами грудь певицы.

Гёте, «Утешение в боли». «Все даруют бесчисленные боги своим любимцам, все сполна, все радости бесчисленные, все боли бесчисленные, все сполна».

Моя бесчувственность по отношению к матери, по отношению к фройляйн Тауссиг и – позже – по отношению ко всем в «Континентале» и затем на улице…

В понедельник «Мамзель Нитуш». Доброе воздействие французского слова в жалком немецком спектакле. – Пансионерки в светлых платьях бегают за решеткой по саду с распростертыми руками. – Казарменный двор драгунского полка ночью. Офицеры справляют в зале задней казарменной постройки, куда ведут несколько ступенек, прощальное торжество. Приходит мамзель Нитуш, любовь и легкомыслие соблазняют ее принять участие в празднике. Чего только не случается с девушками! Утром – в монастыре, вечером – выступление вместо увольняющейся опереточной певицы и ночью – в драгунской казарме.

Сегодня все пополуденное время провел в мучительной усталости на диване.

18 марта. Я был мудрым, если угодно, потому что в любое мгновение готов был умереть, но не потому, что выполнил все возложенное на меня, а потому, что ничего из всего этого не сделал и не мог даже надеяться когда‑нибудь сделать хоть часть.

22 марта (последние дни я записывал неправильные даты). Чтение Баума в читальне. Грета Фишер, 19 лет, на следующей неделе выходит замуж. Темное правильное худощавое лицо. Выпуклые крылья носа. Издавна носит егерские шляпы и костюмы. Отсюда и темно-зеленый отблеск на лице. Бегущие вдоль щек пряди волос, кажется, смешиваются с новыми, растущими вдоль щек, волосами, и вообще тень легкого волосяного покрова лежит на всем склонившемся в темноту лице. Слегка опершиеся на ручки кресла