Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Не желаем участвовать в выборах! Такежан! Ты не достоин народного избрания! Теперь никто не будет выполнять твои приказы! Уходи отсюда, да поскорей!

Наряду с этими звучали другие выкрики:

- Эй, люди! Разбирайте и увозите свои дома!

- Расходитесь! Все уходите отсюда! Пусть здесь останется торчать один начальник, как голый пень!

Все дальнейшее произошло необыкновенно быстро. Поставленные для выборов юрты, кроме трех белых, состыкованных,

были мгновенно разобраны и увезены. Первыми возвратили свои дома жатаки.

Но дело не ограничилось этим. Неизвестно по чьей команде, вдруг отогнали с джайлау все табуны лошадей. Ближай-щие аулы снялись с места и откочевали. И вскоре на ровном берегу реки остались стоять всего две скособочившиеся, как после урагана, наклонившиеся друг к дружке, белые выборные юрты.

Чиновничий отряд во главе с оязом Кошкиным оказался в самом нелепом, диком положении, брошенный в безлюдной степи.

Кругом до самого горизонта не было заметно никаких следов человека. Выйдя из полуразрушенной юрты на ровное место, советник Лосовский огляделся вокруг, развел руками и расхохотался.

- Это надо же! Даже собаки бродячей не видать! - воскликнул он и покачал головой.

Незадачливый уездный голова ходил взад и вперед возле юрты. Только теперь он стал понимать, что во всем случившемся виноват сам, но исправить положение было уже нельзя. И он задыхался в злобном, бессильном негодовании. Лосовский холодно обратился к нему с такими словами:

- Я знаю киргизскую степь уже много лет, и никогда еще не видел, чтобы население действовало так организованно. Ну что ж, мы заслужили все это. Совершили недопустимую ошибку. Ваш способ действовать в этих условиях непростителен и попросту дик. С выборными и населением вы вели себя как дикарь, наказывая их плетьми без суда и следствия. Вот и добились бунта... Для очистки совести я вынужден буду обо всем доложить по инстанции. Предупреждаю заранее, я молчать не намерен.

Кошкин ничего не ответил, только махнул рукой, отвернулся и пошел вышагивать вперед-назад.

Из казахов при начальстве остался Такежан, а с ним - два его шабармана и двое старшин. Но всесильный старшина волости оказался бессильным в данных обстоятельствах. Сейчас он не смог бы добыть для начальства ни щепотки чая для заварки, ни одного баурсака и ни кусочка кислого сыра.

Было совершенно очевидно, что выборы сорваны, людей собрать больше не удастся. Надо было немедленно возвращаться в Семипалатинск. Ояз приказал волостному Такежану изыскать лошадей и отправить выборную команду обратно в город. Тот смог только впрячь своих коней в четыре оставшиеся телеги и уже под вечер отправить чиновников. Стражники последовали за ними в пешем порядке.

Перед самой отправкой Тентек-ояз, опросив Такежана и старшин, составил что-то вроде объяснительной записки по поводу срыва выборов. По этой бумаге выходило, что причина была в укрывательстве местными людьми разбойника Оралбая и его пособника и брата Базаралы. Пособниками укрывательства явились и местные бии. С ними заодно действует и родной брат управителя Чингизской волости Такежана Кунанбаева -Ибрагим Кунанбаев, по прозвищу Абай. Этот Абай и Базаралы организовали бунт самого низкого сословия, наемных батраков, и сорвали выборы. Волостной управитель Такежан Кунанбаев оказался непригоден к своей должности. Он не справляется с подчиненным ему местным населением. Ему оно не подчиняется, он не смог предотвратить враждебных выступлений против начальства. Он также не смог удержать на месте ни один аул, когда взбунтовавшие кочевники покинули свои места, оставив экспедицию в степи в совершенно беспомощном состоянии. Он не пытался противостоять, когда бунтари освобождали арестованного Базаралы. Все это свидетельствует о том, что волостной голова Такежан не имеет никакого влияния на кочевников, и поэтому не сумел подготовить волость к выборам. За это Такежан Кунанбаев освобождается от должности, а на его место временно назначается его помощник и заместитель Жабай, сын Божея.

Об этом ояз Кошкин объявил через толмача перед самым отъездом, прежде чем сесть в повозку.

Таким образом, Тентек-ояз попытался залепить свои раны бумажной писаниной, отдал приказ о снятии Такежана толстенькому толмачу, который оставался в Ералы, и отправился восвояси.

3

Вот уже десятый день Абай находился в арестантской части при Семипалатинском полицейском участке. Хотя каталажка, где он сидел, не тюремная камера, а место временного заключения арестанта до его суда, но порядки там были весьма строгие, соответствующие такого рода заведениям. Окна забраны решетками, дверь камеры всегда заперта, на массивной двери имелось маленькое окошечко, через которое можно было общаться с внешним миром, то есть со сторожами каталажки. Однако эти охранники не всегда являлись на зов арестанта. Охрана состояла сплошь из людей пожилых, с одинаковыми серыми лицами и сонными глазами, грузных, малоподвижных, по виду не воинственных, но украшенных казенным оружием -саблей через плечо. Абаю показалось, что некоторые из этих охранников были в степи вместе с экспедицией Кошкина.

Все здесь настолько разительно отличалось от вольной жизни в степи, что для Абая были бы невыносимы дни под арестом, если бы не книги. Чтение поглощало все его внимание, и время проходило незаметно. Вскоре он даже привык к такому размеренному и спокойному образу подневольной жизни.

Книги приносил Абаю давний его знакомый - адвокат Акбас Андреевич, помогавший ему по делу Балагаза. После заключения Абая в арестантскую на следующий же день Андреев навестил его. С тех пор, под предлогом ознакомления с делом, он через день навещал Абая, каждый раз принося ему все новые книги. Акбас Андреевич при этом шутил:

- Вот, привел новых друзей в вашу печальную темницу!

Встречи их происходили в дежурном помещении охраны, мало чем отличавшемся от камер каталажки, та же теснота, духота, мухи... Андреев старался подольше бывать с Абаем, желая поддержать в нем спокойствие и бодрый дух. Однако адвокат не скрывал серьезности положения Абая.

- Оскорбление и унижение достоинства начальника уезда при исполнении служебных обязанностей - дело весьма серьезное, Абай Кунанбаевич, - говорил Андреев. - Вами руководили лучшие чувства и праведный гнев за унижение достоинства своих людей, это делает вам честь и возвышает вас в глазах народа. Однако в глазах закона и властей вы бунтовщик, и у чиновников ваш поступок