Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

натура истинного казаха. Кроме того, нас мало, его сыновей, мы словно подлесок в непроходимой чащобе векового бора, среди чужих недобрых людей. Хотя бы на год оставили его в покое, чтобы он мог заниматься своим любимым делом!

По мере того, как Абиш слушал брата, в душе его нарастало негодование. Он сидел в седле, опустив голову, порой горестно вздыхал. Так стремиться в родной край, чтобы встретить отца и братьев, и узнать, что маленькая кучка злобных людей творит здесь такое великое беззаконие!

- Верно, Магаш, - сказал он. - Пусть только все эти напасти не мешают нашему отцу. Нельзя допустить, чтобы он постоянно был в плену одних лишь горьких размышлений. Жизнь - это борьба, и его окружают зло и коварство, и он, конечно, не может на это спокойно смотреть, но мы должны любыми силами, любыми путями защитить его великое дело. Я скажу и тебе, и Какитаю, и всем остальным: боритесь за нашего ага, боритесь нещадно, насмерть! Помни, что великая правда на вашей стороне! - закончил Абиш, и голос его прозвучал неожиданно громко и сильно в вечерней тишине.

Солнце уже ложилось на горизонт, когда путники увидели вдали большой аул, тот самый, куда и стремились попасть до заката. Теперь они перешли с дорожной рыси на спорый шаг, подойдя к самому берегу реки Шаган, чье извилистое русло огибало подножия гор Чингиз, глубоко вгрызаясь в их белый суглинок. Чуть дальше, за отвесными берегами, расстилались серые каменные россыпи, а за ними - золотистый, щедро освещенный вечерним солнцем луг, у края которого и стоял гостеприимный аул.

Кокпай придержал коня, подождав, пока Абиш нагонит его, и указал кнутом на ослепительно сверкающую гору за рекой.

- Это и есть гора Коныр-аулие, а там и пещера! - сказал он. - Завтра хоть целый день будем там ходить.

Быстро въехав в аул, всадники оказались в самой гуще его обыденной жизни, в разноголосице блеяния, ржания и лая, будто бы все местные ягнята, жеребята и псы разом приветствовали их. Это было владение Байтаса, где жили родные Еркежан - жены Оспана. Тут и остановились путники на ночлег...

Назавтра в полдень они уже встали возле отвесного горного ската, привязав своих коней на калмыцкий манер - голова к голове. Вытянувшись на узкой горной тропе в длинную цепочку, джигиты добрались до пещеры. Вход в пещеру смахивал на узенькую дверцу, здесь тоже пришлось выстроиться гуськом. Возглавлял процессию Кокпай, хорошо знающий Коныр-аулие.

Впрочем, проход вскоре расширялся, открывая высокий, просторный грот, где было свежо, сыро. Кокпай достал маленький факел, навернутый на степной тростник. Все остальные также принялись устраивать себе путеводный свет - заранее приготовленные лучины, масляные коптилки и факелы из пучков чия. То тут, то там в глухом мраке пещеры загорались огни, освещая чьи-то пальцы, половину лица... Шли врассыпную, будто неся в руках золотые звезды, осторожно ступали, внимательно осматривались по сторонам. Чем дальше продвигались, уходя под уклон, тем больше становилась пещера - шире и выше, а вместе с тем - холоднее и безмолвнее. Камни, мерцающие в ручном подвижном свете, напоминали мрачные надгробья, с которых кто-то стер письмена, и мертвое молчание мазара царило вокруг. Казалось, что путников с каждым шагом затягивает загадочная страна, которая представлялась Абишу страной вечного сна.

Дармен, Алмагамбет и Какитай, также никогда не бывавшие в пещере, хоть и пытались порой шутить, продвигались вперед с большой опаской, теснясь друг к другу. Плоский камень под ногой, ничуть не похожий на горные камни снаружи, уходя уклоном, ускорял их шаг, будто бы устремляя в глубокую западню. Магаш подталкивал Какитая вперед, стараясь держаться за его спиной. Кокпай и Абиш, уйдя далеко в глубь этой подземной страны, с тревожным любопытством смотрели вокруг себя и вдруг разом узрели впереди какой-то блеск. «Вода, вода!» - громко закричали они и остановились. Тяжелое эхо понесло под сводом пещеры ответные возгласы: «Вода. вода.»

Вскоре все сгрудились на каменном берегу водоема, чей противоположный край терялся в темноте, однако напоминал о себе громогласным эхом: стоило кому-то заговорить, как голос его тотчас возвращался. Впереди лежала прозрачная, чистая как стекло вода. Опустив свои лучины, путники всматривались в нее, не в силах сдержать возгласы восхищения. Дармен, державший в руке длинную палку, пройдя по берегу, стал мерить глубину подземного озера.

- Это большая вода! Очень глубокая. Даже у берега такой коротыш, как Алмагамбет, легко может потонуть, - говорил он.

Будто не замечая обидных слов, Алмагамбет поднял небольшой осколок песчаника и со всего размаха кинул его в темноту. С силою брошенный камень где-то далеко плюхнулся в воду. Эхо возвратило удивленное восклицание Алмагамбета, его чистый и мелодичный голос. Какитай и Дармен последовали его примеру: водя руками по земле, нашли мелкие камешки, стали кидать их как можно дальше, но ни один не достиг противоположного берега. Подземное озеро, похоже, тянулось на большое расстояние, впрочем, как и сама пещера. Абиш вспомнил одну статью из петербургского журнала, относительно таких пещерных озер, и принялся как можно проще пересказывать ее. Молодежь окружила его, слушая с почтительным вниманием.

- Я заметил, что все мы чуть ли не дрожали от страха, как только вошли сюда. Многие думают, что в таких пещерах обитают всякие колдовские силы. Только представьте себе, что сейчас из воды выпрыгнет какое-нибудь чудище! - сказал он.

Больше всех робел Алмагамбет, он даже разговаривал сдавленным шепотом. Абиш хитро посмотрел на него и продолжил:

- Е! А ведь это будет не просто чудище, а нечто, хорошо нам знакомое, например, шайтан, как мы все его хорошо представляем. Кто-кто, а Алмагамбет, пожалуй, уж точно завопил бы, как козленок на заклании, появись сейчас сам шайтан из воды! Как знать, может быть, он сидит там и слушает, что мы говорим, и видит из-под воды огни наших лучин? - сказав это, Абиш неожиданно соскочил с места, ткнув пальцем в сторону: - Вон он, уже вылезает! - крикнув, Абиш дернулся, будто собираясь броситься наутек, и тут же все, кроме, разве что, Магаша, разом отпрянули назад.

Многие лучины потухли: в темноте, в толчее джигиты налетали друг на друга, падали на камни, Алмагамбет, конечно же, упал прежде всех. Дармен повалился на него и стал его молча давить, будто и впрямь шайтан. Насмерть перепуганный Алма-гамбет даже голос потерял от страха, отчаянно шепча: «Погибаю, спасите!»

Всех привел в чувство громкий хохот: храбрые джигиты поняли, что как-то неприлично бежать от пустоты. То смеялись Абиш и Магаш, и звонкое