Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

ей точно так же не подчинить ему какую-то часть выродившихся людей? И если это так, что делать с филантропическими и благотворительными организациями, крайне распространившимися в нашем цивилизованном обществе?»

«Ты, вероятно, снова начнешь ворчать, что я тебя перебиваю, — сказал я португальцу, — но я не намерен прощать тебе защиту таких нравственных правил. Ужасы, наблюдаемые нами среди этого народа, не должны поощрять тебя к выводам в защиту тирании. Человек развращается и в естественном состоянии, ведь от рождения ему свойственны страсти, которые неизменно заставляют его совершать ужасные поступки, особенно когда слабеют узы цивилизации. Отсюда, впрочем, не следует заключать, будто бы грубый дикарь должен быть взят за образец: наблюдая за ним, мы будто бы узнаем об истинных намерениях природы. Рассуждать так — значит впадать в нелепое заблуждение. Влияние природы на всех людей одинаково, страсти могут очень быстро испортить любого — и пребывающего в естественном состоянии, и человека высокой цивилизации. Вот почему о людях нужно судить лишь тогда, когда они, наконец успокоившись, обретут безмятежность, чему и должен способствовать просвещенный законодатель, ставящий заслоны бурному потоку страстей».

«Я стану рассказывать дальше, — отвечал Сармиенто, — ведь иначе мне пришлось бы с тобой поспорить, обладает ли этот законодатель действительным правом возводить такие заслоны да и вообще можно ли считать его деятельность благом, а страсти, которые он хочет обуздать, — добрыми или злыми? А вдруг сумма результатов страстей того и другого вида вернее приведет человека к счастью, нежели цивилизация, унижающая его достоинство? В пустых спорах мы потеряем время и после длинных рассуждений разойдемся, нисколько не переубедив собеседника… Итак, я продолжаю.

Когда жрецы собираются принести кого-нибудь в жертву, они объявляют, что явившийся им бог пожелал определенного мужчину или женщину. Искомый субъект немедленно доставляется в храм. Закон, разумеется, жестокий, продиктованный только страстями, которые им же еще более поощряются.

Если бы светская и духовная власти не переплетались между собой так тесно, этот народ, вероятно, угнетался бы не так сильно; но жрецы и правители, понимая, что их силы примерно равны, вынуждены были объединиться, дабы полнее удовлетворять свои страсти. И вот несчастный народ повсюду стонет под игом двойного деспотизма, люди здесь совершенно раздавлены и низведены до уровня скотов.[37]

Обитатели королевства Бутуа испытывают величайшее отвращение к тем, кто не может зарабатывать себе на жизнь. Они говорят, что каждый человек, будучи прикреплен к земле, обязан получать от нее пропитание, если он, конечно, работает добросовестно. Нищета же есть следствие лени. Бедняка тут же все покидают, ему никто не протягивает руку помощи, и вот, оставшийся без работы, покинутый друзьями, он скоро становится жертвой богача: тот лишает его жизни, считая, что мертвец не так несчастен, как человек, страдающий от нищеты.

Врачеванием здесь занимаются в храмах жрецы, подчиненные главному жрецу. Они умеют готовить из трав кое-какие микстуры, которые и прописываются в качестве лекарства, иногда, кстати сказать, весьма удачно. За лечение неукоснительно взимается плата: больной, в виде залога, отправляет к врачам жен, мальчиков или рабов из своей семьи. Съестные продукты в уплату не принимаются, да и зачем они нужны там, где благодаря постоянным приношениям идолу всего и так более чем достаточно.

Мужчины берут себе в жены столько женщин, сколько способны прокормить. Любой же из правителей области, подражая королю, имеет личный гарем, численность которого, как правило, зависит от размеров той или иной области. Гарем этот, как я уже говорил, пополняется за счет взыскиваемой с населения дани. За женщинами там смотрят рабы, но отнюдь не евнухи. Своих господ они, впрочем, обманывают крайне редко, ибо всецело зависят от них, и лишиться жизни могут в любую минуту. В гареме одна из одалисок пользуется особыми преимуществами, так что ее считают госпожой. Она царит недолго, но если во время правления ей случится родить ребенка, что бывает крайне редко, то ее дети признаются законными, а самый старший из мальчиков, все равно от какой жены, после смерти отца наследует имущество родителя. Поскольку первая одалиска является любимицей господина, то она надзирает за прочими женами, однако это отнюдь не освобождает ее от сурового ига, налагаемого здесь на женщин. После рождения ребенка мать обычно прогоняют в дальние комнаты и о ней ничего более узнать нельзя. Вот почему свое положение жены могут основательно упрочить лишь в том случае, если они сумеют избежать беременности. В этом искусстве местные женщины достигли ошеломляющих успехов.

Кроме тигров и львов, обитающих на севере Бутуа, в здешних лесах встречаются совершенно неизвестные в Европе четвероногие животные. Среди них, в частности, попадается животное по величине чуть меньше быка, а по виду чем-то напоминающее лошадь и оленя. Между прочим, в некоторых местностях живут и жирафы.[38] Птицы, многочисленные и странные, здесь бывают только пролетом, поскольку же охотиться на пернатых не принято, узнать о них что-либо определенное крайне трудно.

Растения и пресмыкающиеся в Бутуа также отличаются разнообразием, причем многие из них весьма ядовиты. Местные жители, удивительно преуспевшие во всех видах жестокостей, приготовляют из одного растения, в наших краях не распространенного, сильнодействующий яд, способный лишить человека жизни в одно мгновение.[39] Иногда этим ядом смачивают наконечники стрел, и если кто-нибудь будет слегка задет такой стрелой — его ждет смерть в страшных конвульсиях. Дикари, между прочим, остерегаются есть мясо людей, погибших от ядовитых стрел.

Попробую, теперь краткими мазками нарисовать тип, характерный для представителей племени Бутуа. Мужчины, необыкновенно черные, низкого роста, жилистые, с курчавыми волосами, здоровые по природе, прекрасно сложенные, с ослепительными зубами, живут долго. Они с охотой совершают самые мерзкие преступления, но особенно любят предаваться разврату, жестокости, мести и суеверию. Все они крайне вспыльчивы, лживы, гневливы и невежественны. Женщины в сравнении с мужчинами кажутся красивее; их формы просто восхитительны. Кожа почти у всех свежая, зубы великолепные, а глаза прекрасные. Но уже где-то к тридцати годам их красота улетучивается из-за сурового обращения с ними и жестокого деспотизма мужчин. Более пятидесяти лет они, как правило, не живут.

Степень совершенства, достигнутого этим народом в изготовлении предметов роскоши и искусства, тебе известна: глиняные горшки лакируют смолой местного растения, так что посуда получается вполне приличной; очень изящно плетут изгороди, корзины и циновки, причем этим занимаются исключительно женщины.

Владыка слышал о существовании белых женщин: у берегов государства жагов как-то потерпело кораблекрушение несколько судов. Благодаря военным действиям и моей любезности он заполучил в свои руки какое-то количество ценных предметов европейского производства — их ты увидишь во дворце. Несмотря на скудные сведения о