Японский ковчег - Игорь Курай

В целебных источниках Виктор Нестеров знал толк. В промежутках между дальними командировками ему, по совету шефа, не раз приходилось поправлять расшатавшееся здоровье в респектабельных термах французского Эвиана и британского Бата, чешских Карловых Вар и Марианских Лазней, германского Висбадена и Бад Пирмонта. Он нежился в террасированных купальнях штирийского Рогнер Бад Блюмау и расслаблялся в ванне Катулла в итальянском Сирмионе на озере Гарда, оценивал роскошь гранадских Баньос Арабес и утонченный модерн тирольского Аква Дома. Доводилось ему проходить реабилитацию в словенских Пьестанах и в словацкой Рогашке, плескаться в белых купелях турецкого Памуккале, отмокать в колорадском Кригсайт Хотспрингс, и в австралийском Квинсленде, а в родные Минеральные воды Вик наведывался для профилактики не реже двух раз в год.

Что касается японских онсэнов, то о них Вик не поленился прочитать в справочнике перед отлетом, но нашел всего пару параграфов. Автор статьи сухо констатировал, что в стране зарегистрировано неколько тысяч геотермальных источников, которые имеются на всех четырех больших и сотнях маленьких островов Японского архипелага.

Субкультура онсэнов глубоко вошла в быт населения. Широко распространены как гигантские отельные комплексы на термальных водах, так и небольшие частные пансионаты с разводкой от основного источника. Значительная часть горожан использует онсэны в пригородах для отдыха в выходные дни. Правда, трудно было предположить, что во время нынешней краткой командировки придется воочию знакомиться с японским курортом…

Ласково улыбаясь, молчаливая седовласая хозяйка в темно-зеленом кимоно, украшенном белыми журавлями, проводила его до раздевалки, отгороженной от коридора длинной занавеской с разрезом посередине. На занавеске красовался замысловато выписанный иероглиф, значения которого Вику никто объяснить не мог. Вход для женщин, очевидно, был с другой стороны, где висело такое же разделенное полотно с другим иероглифом.

– Го юккури дозо^[47], – вежливо поклонилась старушка, показывая сложенными вместе ладошками на вход.

За занавеской, как и следовало ожидать, находилась мужская раздевалка с плетеными корзинами для одежды на полке и деревянной, в стиле рустик, умывальной стойкой, на которой в строгом порядке были расставлены флаконы с туалетной водой, дезодорантами и цветочными маслами, баночки с питательными кремами для кожи и подставки с разовыми бритвами. В воздухе витал аромат цветущей магнолии, проникавший с открытой веранды.

Сбросив изрядно помятый питоном темный костюм и черную рубашку а-ля якудза, он почувствовал себя другим человеком – свободным хотя бы ненадолго от бремени долга и суровых законов выживания, которым его так долго обучали. Впервые за много дней он был сейчас не агентом Службы внешней разведки под прикрытием номер тринадцать-тридцать девять, а обычным молодым здоровым мужчиной – притом, как показывало зеркало, вполне располагающей наружности и атлетического сложения. Не без удовольствия окинув взглядом мышечный корсет на груди и рельефно проступающие кубики брюшного пресса, Вик наскоро забежал в душ и направился к раздвижным дверям купальни.

Облицованная диким камнем природная ванна была невелика – метров семь в длину и пять в ширину. Из расселины в скале с журчанием била струя, сбегая по желобу в купель. Вдоль русла ручейка в свете луны окаменевшими сотами мерцали кристаллы минеральной соли. Над невыносимо горячей темной водой, чуть подсвеченной хороводом лунных бликов, шатром нависали ветки с крупными листьями, напоминающими по форме утиную лапу. Вик вспомнил название: тюльпановое дерево. Он когда-то видел это чудесное дерево в лондонском ботаническом саду, осыпанное огромными изжелта-оранжевыми цветами в зеленых полосках. Сейчас сезон цветения уже миновал, но черенки цветов еще чернели на нижних ветках. Дневные цикады давно умолкли, и где-то во тьме выводил свою монотонную песню одинокий сверчок. Дурманящее благоухание магнолии струилось из сада, пропитывая воздух и, казалось, обволакивая черные глыбы.

Уже зайдя по колено и опускаясь на каменную скамью, Вик заметил, что на протвоположной стороне в онсэне кто-то есть. Над водой виднелась только голова с пышной копной волос.

– Извини, что я так, а натюрель, – сказал он. – Не думал, что застану тебя.

– Ничего, я тоже без купальника, – улыбнулась в ответ Нина. – Здесь так принято. Когда-то в онсэнах, да и в банях, не было разделения на мужскую и женскую половины. Отношение к голому телу было другое – попроще, что ли. Теперь, правда, разделение есть, но не везде. На «потайных» источниках с давними традициями, какурэонсэн, всё по-прежнему. А мы как раз на таком. Здесь, в горах Хаконэ, их немало.

– Да ладно, – качнул головой Вик. – О чем разговор! Мы же с тобой, можно сказать, боевые друзья, товарищи по оружию. Можем и в баню вместе… Будем проще, как древние японцы.

– Конечно, будем проще! – весело поддержала Нина, но что-то в ее интонации показалось Вику подозрительным…

Через полчаса они сидели на квадратных подушках в тонких пестрых халатиках юката – Нина на коленях, а Вик попросту скрестив ноги.

– Мне казалось, что японцы всегда ужинают в шесть вечер, – заметил Вик по-немецки, поглядывая на многочисленные тарелочки, блюдечки, мисочки, розеточки, соусницы и керамические бутылочки сакэ, которые коленопреклоненная хозяйка проворно метала на стол. За то время, что их не было в номере, она успела достать из стенного шкафа и расстелить прямо на соломенных циновках пола широкую постель из двух сдвинутых матрасов с идельно заправленными одеялами в крахмальных пододеяльниках.

– Похоже, что старушка специально планировала банкет к двум часам ночи. Или они тут вообще не спят? – добавил он, когда хозяйка, пятясь, наконец уползла за дверь и задвинула скользящую створку.

– Просто здесь она всегда готова к неожиданностям. Есть гости или нет, у нее в любое время – вечером или ночью – должен быть в запасе изысканный ужин на двоих. Это издержки производства, но доходы рёкана их компенсируют, – лаконично пояснила Нина.

– Странное заведение этот твой рёкан. Как же он окупается тут, в горах, в такой глухомани? Вот и сейчас, кроме нас тут никого нет. Старушка должна была бы давно разориться, – продолжал недоумевать Вик, принимаясь за сасими с мелко наструганной редькой.