Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов

class="p1">- Оразбай, конечно же, злодей, каких мало на земле, самый дерзкий из кровожадных волков, что не дают народу житья. Он давно измывается над людьми, и Оспан поступил правильно, желая взыскать с него. Но что же он сделал дальше? Вместо того чтобы наказать его на глазах у всех, заставить вернуть добро, что тот нахапал, Оспан просто-напросто свел с ним счеты, словно с личным врагом. Что мы увидели? Свару двух владетелей, которая теперь будет продолжаться, неся народу еще большие напасти! Что сделано, то сделано - Оспан проучил Оразбая. Теперь же пусть отпустит его!

Абай наказал Ерболу и Акылбаю тотчас ехать в аул Оспана и точно передать ему эти слова. Но, как вскоре выяснилось, это было уже не нужно...

В тот же самый день в аул Оспана въехал его старший брат Такежан. Никто не знал, что он замыслил столь предательскую уловку. Еще на окраине аула, трясясь на крупной рыси в седле, Такежан разразился громкими проклятиями, правда, непонятно кому именно адресованными:

- О, проклятье! Какой срам, какой страшный позор!

Спешившись у керме, он миновал юрту Оспана, продолжая причитать, широко размахивая руками, дошел до уранхая, где сидел плененный Оразбай, и велел джигиту, сопровождавшему его, поднять кошму перед дверью. Тут уже люди, выглянувшие на шум, поняли, о чем так пекся Такежан, поскольку он все не унимался, стоя у раскрытой юрты:

- Где это видано, чтобы казах сотворил такое! Разве наши предки могли дойти до подобной злобы? Где же он? Где этот несчастный старик Оразбай?

Оразбай лежал посреди уранхая на старой шкурке жеребенка - скрюченный, свернувшись калачиком, словно больное дитя. Под головой не было и маленькой даже подушки. Услышав за войлочной стеной громкий голос Такежана, а затем и увидев его вошедшим, он даже не пошевелился - только смотрел на него своим единственным глазом, не отнимая сухой руки ото лба. С тех пор как Оспан пленил его, упрямый старик не произнес ни слова: не только ни разу не попросил напиться, но и даже не принял глотка воды от своих мучителей, хотя в дороге Байма-гамбет несколько раз протягивал ему полную флягу.

Голодный и угрюмый, лежа в чужом уранхае, Оразбай выглядел сухим и крепким, словно поваленный дуб, но злоба и ненависть душили его, разъедая изнутри, как сонмище древесных червей.

Войдя, Такежан велел своему джигиту-малаю принести кумыса. Оразбай злобно глянул на него и впервые за эти дни подал голос, оттолкнув руку Такежана с пиалой:

- Убери прочь от меня свою гнусную мочу!

Но Такежан молча, настойчиво протягивал ему питье, и пленник, помедлив, все же глотнул кумыса из его рук. Вытер рукавом губы, заговорил:

- Пусть сыновья Кунанбая убьют меня здесь, выпьют всю мою кровь! Оставите в живых, до конца дней моих буду грызть ваши глотки. Оспан и Абай - вот главные мои враги. Тебя же, за то, что чашу поднес к моему рту, не назову больше врагом. Но и другом, братом - тоже не назову. Уходи, Такежан, нет у меня других слов!

Сказав так, он отвернулся и умолк, уткнувшись в грубый мех. Такежан подал знак своему джигиту, тот вышел. Наклонившись над Оразбаем, заговорил шепотом:

- Я тоже сын Кунанбая, но я не желаю сгореть вместе со своими братьями в этой вражде. Демеу передал мне весть, что ты послал, отправляясь в город. Задумался я над твоим кратким письмом. Пока не скажу больше, но помни: нет еще промеж нами последнего слова! Ведь не калмык же ты, не извечный мой враг? - вдруг громко выкрикнул он и продолжил, уже так, что было слышно всем, собравшимся снаружи: - Я не хочу больше терпеть это собачье издевательство! Пусть покажется тот раб божий, кто помешает мне сделать то, что я сделаю. Вставай теперь же, Оразбай! Садись на моего коня, бери моего атшабара и прочь уезжай отсюда.

С этими словами Такежан помог старику встать на ноги и нахлобучил ему на голову тымак. Поднял с пола ремень Ораз-бая и собственноручно подпоясал его. Быстро вывел наружу и усадил ослабевшего аткаминера на своего упитанного гнедого коня, громко приказал молодому атшабару-джигиту:

- Проводи Оразеке до его родного аула. Чтобы в пути не устал, спешивайся, где он пожелает, потчуй хорошенько, ни в чем не отказывай!

Так, освобожденный из плена не кем иным, как близким сородичем волостного главы, Оразбай отправился в Есболат. Та-кежан угрюмо посмотрел ему вслед и вошел в юрту Оспана, тут же выпроводил всех чад и домочадцев и строго отчитал младшего брата наедине:

- Что же ты такое натворил! Я говорил, что надо его припугнуть, но разве так это делается? Кто только научил тебя этому?

- Не бойся, - возразил Оспан. - Я не собираюсь сваливать эту науку на тебя.

- Может быть, это Абай науськивал?

- И его не обвиняй. Это я сам сделал, и только я!

- Я не слыхал, чтобы кто из предков сотворил такое!

- Так теперь пусть все узнают. Я сотворил, - твердо ответил Оспан.

- Зачем?

- Чтобы укротить смутьяна.

- И скольких смутьянов ты так укротил?

- Одного Оразбая на всех хватит. Проучу его, остальные сами научатся, - стоял на своем волостной глава.

- Тебе ли учить Оразбая? Может быть, это он должен тебя проучить?

- Я так решил! Пусть Оразбай не думает, что сильнее меня своим злодейством! Честность - не его пища, да и не твоя, как я погляжу. Вы оба даже на вкус не пробовали этого лакомства! И тебя, и его, и всех заставлю вернуть имущество соседям.

Не только бедного вора буду судить справедливым судом, не Мынжасара какого-нибудь, но вас, толстосумов! Грош мне цена, если не прекращу стоны обиженных в моей волости.

- Да пропади пропадом твое волостное правление! Честность, справедливость - это все Абая слова, не твои. То, что ты сотворил с Оразбаем, по-твоему и есть справедливость?

- Да, моя справедливость такова. Собаку следует наказывать по-собачьи, она не знает другого языка. А вот почему тебя это так задевает? Ведь только вчера ты сам был врагом Ораз-бая. Кто напустил на тебя жигитеков и среди бела дня разгромил твой кос? Оразбай. А сегодня ты виляешь, уловки ищешь. В чем причина столь скорой перемены?

- Пусть между нами и вражда, но Оразбай нужный мне человек. И я не намерен закрывать глаза на твои деяния, идти за тобой, чтобы потом тоже свалиться в пропасть. Я не