Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

Я посмотрел в его грустные глаза. Кого выдвигает в герои наше время? Встреться он мне где-нибудь в Челябинске на стадионе, я бы решил, что он местный завхоз. А он, заведя дружбу с Великим Гопником, сам гопник, старый любитель сидеть на корточках, создатель огромного капитала, много лет жил на Западе, вообще на родину не ездил. И он думает, что я могу щелкнуть пальцами…

Я щелкаю пальцами, и Белый Дом бросается ко мне со всех ног, и я говорю Белому Дому:

— Значит, так. Я хочу, чтобы с г-на Федорова сняли санкции.

— Но он же виновен в том, что поддержал агрессию…

— А меня это не интересует! Снимите с него санкции! Или может быть я не великий мировой писатель, который не достоин уважения Белого Дома?

— Достоин, достоин, — стал мелко кланяться Белый Дом.

— Не я ли писал статьи в «Нью-Йоркере»? И ваш президент Буш-младший был от них в восторге…

— Знаем! Знаем!

— А он, между нами, мало что читал, а меня читал!

— О да!

— Ну так идите и немедленно снимите санкции с г-на Федорова!

— Он вам кто? Родственник? Друг?

— Г-н Федоров мне никто. Вот почему я хочу, чтобы с него сняли санкции, освободили от этих ограничений. Ну сколько можно…

— Слушаемся!

— Идите выполнять!

Я обернулся к г-ну Федорову, но тут, почуяв недоброе, к нам бросился богач пожиже, с вопросом, о чем это мы говорим. Узнав, что о снятии санкций, он строго и недовольно сказал:

— Так санкции не снимешь.

Во мне проснулся ироник.

— Почему не снимешь?

— Ну, в общем попробуйте, — попросил г-н Федоров.

Он даже не был пьян.

— Давайте созвонимся на днях, — с серьезным лицом сказал я. — Обсудим подробнее что и как.

Г-н Федоров встал и сумрачно побрел к двери. Вот тебе и ПОНЯТКА миллиардера. Вот они — дворовые мальчики, которые живут теперь во дворцах на Воробьевых горах с панорамным видом на Москву.

— Ты отведай мои маслятки! Сама собирала, — подошла ко мне безутешная мать Ерёмы.

Я попробовал:

— Вкусные!

— Я знаю, вы были друзьями. Ерёмушка вас уважал. Он мечтал быть как вы.

Сестры Ерёмы сбегали в шумные комнаты и вернулись с порванными коричневыми колготками. Мочевой офицер решил приударить за О. и сказал ей, что готов на ней жениться.

— Ты понимаешь, — подсела ко мне О. — меня волнует вот что. Если взять и сравнить два порнофильма, русский и американский. В русском пожилая фальшивая медсестра приходит навестить больного алкоголика, у нее вялое тело, сиськи так себе, по ходу дела она напивается, раздевается и неуклюже в общем-то трахается. Со своим этим самым стетоскопом на шее. Но она дважды кончает с бордовым лицом, посылает оператора ответить по телефону, нарушая всю условность повествования, и на финал блюет на пол какими-то желтыми макаронами. А за этим фильмом — американский, где полнозадая медсестра в конце концов оказывается у бассейна, у нее все нараспашку, все видно, все красиво — и ничего. Резина! Или я стала патриоткой?

Мать Ерёмы прислушивалась к разговору и вдруг заметила:

— А ведь я всегда знала, что ты патриотка!

Кончилось тем, что мать Ерёмы, Дарья Васильевна, вместе с молодой вдовой уснула в пустой ванне, с недоеденной банкой масляток в руках.

24 февраля

Удастся ли расшифровать код бога, как это сделал Тюринг с военным кодом нацистов Энигма, или же коды будут меняться и маски превратятся в бесконечный маскарад?

Разгадка кода бога будет одновременно и окончанием нашей истории. Хуже того: сам смысл истории может оказаться весьма банальным. Полное разочарование! Не лучше ли вечная тайна?

10. Поэма

Это была поэма! Большая. В стихах! Она называлась «Дракон в тумане» — ну понятно — о природе власти.

В десяти главах, написанная честным четырехстопным ямбом, по образу и подобию «Евгения Онегина». О природе власти… А также о хаосе, криминальных красотах далеких 1990-х. Надо было обладать большим мужеством, чтобы написать такую поэму.

Деликатно пользуясь тем, что я находился в бесправном положении, совершенно беспомощном состоянии просителя и был вынужден всеми силами отмазывать сестру О. не только от Страны-Порнографии, но теперь еще и от балаклавского кейса, Ставрогин, хладнокровно всё рассчитав, попросил меня о маленьком одолжении: написать рецензию на поэму, только что появившуюся в красочном литературном журнале, который он, собственно, и придумал для своих литературных проказ.

— Рецензию для какой газеты?

— Да неважно.

— Для «Известий»?

Он поморщился:

— Этонашагазета.

— «Независимая»?

— Может быть.

— «Новая»?

— Вот это лучше всего.

Я позвонил в «Новую», предложил написать о «Драконе в тумане», но мне сказали, что у них о «Драконе» уже были две статьи. Тогда я сказал, что я напишу thearticle. Они хмыкнули и согласились.

Я понимал теперь, что я, видимо, смогу спасти О. от тюрьмы, но для этого нужно было сделать многоходовку: разыграть скандал с финальным примирением.

Как это?

Рецензия — сделка. Право на нетленку. Но если выдать право слишком поспешно — не сработает. Ну, есть два прочтения. Как прекрасная поэма и как драма графомана. «Зачем ему писать поэмы? — думал я. — Он и так Ставрогин. Или он не Ставрогин?» Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что власть — не предел желаний. Приедается всё… Ставрогин сам подтолкнул меня к этой мысли:

— Мир существует только для души человеческой. Бог и душа — вот два существа. Все остальное — печатное объявление, приклеенное на минуту.

— Вы так считаете?

— Да. Но это цитата.

— Из кого?

— Неважно.

— Это мог сказать только русский поэт… Жуковский?

— Ага.

— Слишком высокая оценка человеческой души, — покачал я головой. — Слишком пафосная. Что с Жуковского взять? Романтик!

— Вы, конечно, либерал, так считают все, и я в том числе, — задумчиво произнес Ставрогин. — Но вы какой-то странный либерал, — озадачился он.

— Я — ученик маркиза де Сада, — скромно представился я.

Впрочем, теперь, когда идет эпидемия глупости, и панические сообщения о ней разлетелись по всему миру, мне захотелось спасти не только О., но и все человечество. Я сказал Ставрогину:

— В Москве свирепствует эпидемия глупости.

— Она никогда не заканчивалась, — засмеялся он.

— Люди умирают на улицах.

— Происки американцев. Возможно, они используют против нас биологическое оружие.

— Но случаи этой болезни зафиксированы и в Европе.

— Ну, что-то у американцев пошло не так. Или им надо чем-то пожертвовать для правдоподобия.

— Но у них самих чудовищный рост заражений и смертей.

— Значит, промахнулись, — расхохотался Ставрогин. — Вот уж кого мне