Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

вы надо мной пошутили; но если вы не успокоитесь, то я и в самом деле рассержусь. Я и так обременен недостатками, потому-то и не надо выдумывать новые; спите спокойно: с Алиной ничего не случится, я не собираюсь ее похищать, но только прошу вас выдать ее за Дольбура, ведь я не намерен отказываться от прежних планов. По зрелом размышлении вы, смею надеяться, дадите согласие на этот брак».

Между тем я снова села в кресло; мне стало ясно, что я совершила грубую ошибку, проговорившись о Леоноре; лучше было бы вообще не упоминать ее имени, потому что президент несомненно отрицал бы любое мое обвинение...

«Я верю вам, — сказала я с напускным спокойствием де Бламону, — да, верю вам. Вы говорили мне о каких-то моих врагах, но и у вас, вероятно, имеются недоброжелатели. Они обвиняют вас в том, что вы отдали этот мерзкий приказ. Даже я была введена в заблуждение».

«Враги, враги! У кого их сегодня нет? Должно быть, только у круглых идиотов; но все эти наветы... Клянусь честью, я презираю клеветников до такой степени, что даже не буду спрашивать, кто именно сообщил вам эту очевидную чушь».

Разглагольствуя, президент несколько возбудился. Он снова говорил мне комплименты, не давая в ответ раскрыть и рта. Затем начались заигрывания. Я не посмела ему отказать, ибо решила притворяться до конца. Никогда я еще не видела его таким страстным — точнее сказать, развратным; подобные люди не ведают мирных радостей любви и потому предаются бесстыдному распутству; но злокозненный характер этого человека проявился и тут. Послушайте только, что он мне наговорил,[64] утопая в наслаждениях.

«Красавица! — пробормотал он, рассматривая мое обнаженное тело. — Нет, смерть не посмеет разрушить этот великолепный шедевр природы. Законы естества над вами бессильны: разложение не коснется этой прекрасной плоти. Никогда, даже по завершении жизненного пути, вы не перестанете быть красивой, иначе природа потеряет свой наилучший образец».

С такими мыслями де Бламон, достигший величайших наслаждений, погрузился в чувственное опьянение. Тонкий, однако же, получился у него намек на ужасные вещи.

Друг мой, не знаю почему, но поведение президента начинает меня сильно беспокоить, почему это вдруг он воспылал ко мне страстью? Он не ухаживал за мной с такой настойчивостью даже в первые годы нашего супружества. Как объяснить этот неожиданный поворот событий? Если бы президент действительно меня любил, искренне желал исправить свои ошибки, навряд ли бы он стал усугублять свою вину. Он мне постоянно льстит и вместе с тем обманывает; ласкает и одновременно повергает в смятение. Увы! Я трепещу от страха! Чего он от меня хочет? Зачем ему прибегать к хитрости? Разве он не сильнее меня? Обманывают, как правило, тех, кого боятся; ложь — мощное оружие в руках раба; слабому допустимо лгать, но сильный обманом только себя унизит. Ах, видимо, мне на роду написано пасть жертвой де Бламона, независимо от того, будет ли он меня хвалить или унижать, ласкать или подвергать оскорблениям. О моя Алина! Ты, пожалуй, также станешь его жертвой: я не смогу вырвать тебя из цепких лап этого злодея. Валькур, слезы невольно капают из моих глаз. Голова пошла кругом. Привыкшая к невзгодам душа трепещет от новых страхов; иногда мы, обессилев под тяжестью наложенных на нас цепей и устав от страданий, мечтаем прекратить наше бренное существование. О Валькур, если нас вынудят разлучиться, если я умру, к несчастью для Алины, не пожалейте жизни, друг мой, оберегайте это слабое создание от опасностей. Храните в памяти образ матери, благодаря которой Вы и познакомились с Алиной. Иногда Вы будете думать обо мне: «Она меня любила, желала соединить со мной свою дочь в счастливом браке. Увы, Провидение было против нас. Я вспоминаю о матери и дочери со слезами сожаления. И в загробной жизни я буду хранить о них благодарную память».

Прощайте. От расстройства перо выпадает у меня из рук... Я не могу побороть эти печальные мысли. Природа иногда любезно предупреждает нас о несчастьях, которые вот-вот обрушатся на нас по ее воле. Постарайтесь успеть на ужин к графу, я непременно там буду.

Письмо сорок шестое

ВАЛЬКУР — ГОСПОЖЕ ДЕ БЛАМОН

Париж, 20 января

Сударыня, меня только что посетил один весьма странный гость; беседа с ним показалась мне настолько важной, что я, с Вашего разрешения, побеспокою Вас очередным посланием. Итак, около десяти часов утра, когда я намеревался выйти из дома, мне доложили о визите господина президента де Бламона.

«Позвольте узнать, сударь, — спросил я президента, — чему я обязан таким вниманием с вашей стороны?»

«Вы это и так прекрасно знаете».

«Разве? Соблаговолите же присесть и расскажите мне о целях вашего визита».

«Я пришел сюда не для того, чтобы соревноваться с вами в вежливости».

«Если так, то мы можем и постоять; объяснитесь скорее, меня ждут срочные дела».

«Я буду говорить с вами сколько посчитаю нужным, и вы обязаны меня выслушать; в сравнении с моим делом любые ваши занятия — пустяки».

«Итак, чего же вы от меня хотите? Объяснитесь».

«Я желаю вам дать один добрый совет».

«Не люблю получать советы».

«Разумный человек обязан прислушиваться к добрым советам».

«Человек еще более разумный никогда не будет давать никаких советов».

«Но речь идет о вашей безопасности».

«Порядочному гражданину нечего опасаться».

«Ведите себя иначе, и тогда ваша безопасность будет полной».

«Сударь, мне кажется, что вы разговариваете со мной не тоном человека, желающего дать добрый совет».

«Превосходство иной раз заставляет отказываться от дружеского тона».

«Превосходство?..»

«Сила, если вам это больше нравится».

«Но вы не можете похвастаться ни превосходством, ни силой. Вы заурядная личность, к тому же, весьма хилого телосложения».

«Но мой пост...»

«Один из самых незавидных в королевстве, доставляющий немного радости и не вызывающий к себе уважения; если бы у моего лакея нашлась сотня тысяч франков, то завтра он мог бы стать вашим коллегой».

Господин де Бламон рухнул в кресло:

«Господин де Валькур, своим поведением вы себя погубите; одумайтесь хотя бы из любви к самому себе».

Я также сел в кресло напротив президента:

«Но чем именно вам или кому-либо из наших знакомых не нравится мое нынешнее поведение?»

«Пытаясь совратить мою дочь, вы наносите мне оскорбление; вы тайком встречаетесь с ней в церкви и этим выказываете неуважение обществу».

«Обвинение ваше страдает, по крайней мере, в двух пунктах: я не совращал вашу дочь и