Алина и Валькур, или Философский роман. Книга первая - Маркиз де Сад

Однако я должен заметить, что ни в одном европейском городе не найдешь так много прекрасных девушек. Кстати, жители Тамое славятся великолепным телосложением. Вы составите себе представление о пленительных женщинах Тамое на примере Зилии — ее портрет я сейчас попытаюсь вам нарисовать. Природа, похоже, одарила островитянок такой прелестью, что по ее воле им суждено обитать в счастливейшем уголке земли.

Зилия — девушка высокая, с гибким и стройным станом. Кожа ее отличается ослепительной белизной, черты лица — воплощение невинной скромности. Темно-голубые огромные глаза, скорее ласковые, чем живые, кажется, все время излучают нежнейшую любовь и другие самые сладостные чувства. Когда открывается ее восхитительно очерченный ротик, становятся видны белоснежные прекрасные зубы. Лицо ее довольно бледное, но оно сразу оживляется, уподобляясь свежему розовому бутону, когда кто-нибудь посмотрит на нее. Роскошные пепельного цвета волосы красиво обрисовывают ее благородный лоб и затем пышными волнами ниспадают на белоснежную грудь, изысканнейшим образом гармонируя с мягкими складками накинутого на голову покрывала. Следуя местным обычаям, Зилия ходит с открытой грудью. В общем, эту очаровательную девушку можно сравнить с богиней юности. Ей только что исполнилось шестнадцать лет, и в дальнейшем она обещает расцвести еще больше, хотя ее легкая фигурка уже теперь весьма развита. Руки у Зилии умеренной длины, а пальцы отличаются гибкостью и изяществом, к которым еще не успели привыкнуть глаза европейцев.

Пожалуйста, не примите мои слова за пошлую похвалу, мадемуазель, — прервал свой рассказ Сенвиль, обращаясь к Алине, — но я, пожалуй, мог бы описать чудесную островитянку одним жестом: мне достаточно показать на вас.

— В самом деле, сударь, — спросила госпожа де Бламон, — вы не покривили душой? Вероятно, вы желаете нам польстить? Неужели моя дочь такая же красивая, как Зилия?

— Осмелюсь не согласиться с вашим недоверием, сударыня, — отвечал Сенвиль, — но они похожи как две капли воды.

— Продолжайте же, продолжайте, сударь, — обратился граф к Сенвилю, — иначе Алина, пожалуй, возомнит о себе много, а нам бы не хотелось ее испортить.

Алина покраснела… Мать одарила ее поцелуем, и наш молодой искатель приключений продолжил свой рассказ.

— «Это жена моего сына, — сказал Заме, познакомив меня с Зилией, — по-французски она пока знает лишь три слова, которым ее в первую очередь обучил муж. Обучение, впрочем, продолжится, когда он найдет ее достаточно к тому расположенной. Дочь моя, скажи же эти три слова», — обратился к Зилии приятнейший из отцов.

И тогда нежная и прельстительная Зилия, положив руку на сердце, посмотрела с пленительной скромностью в глаза своего супруга, а затем, покраснев, промолвила:

«Здесь ваше сокровище».

Женщины дружно рассмеялись. Среди этого счастливого народа, как я тогда заметил, царили веселость, откровенность и трогательное счастье.

Я задал Заме вопрос, почему женщины пришли сюда без своих мужей.

«Для того чтобы вы составили себе представление пока только о них, — отвечал мне он. — Завтра во дворец придут юноши, а послезавтра мы соединим их всех вместе. Я не в состоянии доставить вам слишком много удовольствий, поэтому приходится растягивать их во времени».

Воодушевленные присутствием супруги любезного правителя, обворожительные женщины остаток дня посвятили тысяче невинных забав. В это время я сумел рассмотреть островитянок так, что предо мной полностью раскрылась их природная красота, и я также смог убедиться, какой приятный у них нрав. Они развлекались принятыми у них в стране играми и, между прочим, оказались знакомыми с рядом европейских развлечений. Вели они себя с неизменным весельем, достоинством и учтивостью, никогда не нарушая правил пристойности (за исключением обычая ходить с открытой грудью). Все, впрочем, зависит от привычки. Я, кстати говоря, ни разу не наблюдал, чтобы местная манера одеваться подтолкнула кого-нибудь из мужчин к разврату, ведь они привыкли видеть своих подруг именно такими. Более того, ранее на острове все ходили нагими. В этом отношении законы Заме в чем-то восстановили, а не разрушили полностью порядок жизни туземцев.

«Картины, которые приходится наблюдать ежедневно, как правило, не возбуждают, — сказал мой любезный собеседник, заметив, что обычай ходить с открытой грудью несколько меня удивил. — Стыдливость относится к числу условных добродетелей, ведь природа сотворила человека нагим, следовательно, ей было угодно, чтобы мы оставались таковыми. Когда я принял на себя управление островитянами, здесь вообще никто не носил одежду.

Если бы я, подражая европейским обычаям, захотел зашнуровать местных женщин в корсет, то они пришли бы в отчаяние. При перемене народных обычаев следует всегда держаться старины, разумеется по возможности, что нисколько не противоречит реформам. Тогда людей приучишь ко всему и никто не будет сопротивляться законодателю».

Прелестные женщины уселись за стол: был сервирован скромный и умеренный обед. Вели они себя с обычной для них сдержанностью, приветливостью и учтивостью и вскоре покинули дворец.

На следующее утро заседал государственный совет; и я смог встретиться с Заме только во второй половине дня. Утро я посвятил хлопотам на своем корабле.

«Идите сюда, — сказал мне любезный хозяин, освободившись от дел, — я еще многое хочу показать вам, чтобы вы приобрели основательные познания о нашей родине и нравах ее жителей. Как я уже говорил, в моем государстве разрешен развод. Позвольте же, осветить этот вопрос подробнее.

Природа отвела женщинам ограниченное число лет для воспроизведения человеческого рода, что, по всей видимости, дает мужчинам право иметь сразу двух подруг. Если жена более не в состоянии рожать детей своему супругу, хотя тот еще в течение пятнадцати или двадцати лет стремится обзавестись наследниками, будучи к тому же способным их иметь, то закон, разрешающий взять в дом вторую жену, содействует разумным желаниям мужа. А вот единобрачие, с присущей ему несправедливой строгостью, явно противоречит природе. Развод, однако, влечет за собой некоторые затруднения: во-первых, более молодая мать часто обращается плохо с пасынками и падчерицами, и, во-вторых, отцы всегда больше любят младших сыновей.

Стремясь избежать таких неудобств, закон предписывает отправлять детей из родительского дома, едва лишь отпадает необходимость кормить их грудью. Все они получают общественное воспитание, так что их уже не считают сыновьями какого-то определенного лица: они становятся детьми родины. Родители, вместе с тем, имеют право посещать их в воспитательных домах, но под родную крышу дети более не возвращаются. Таким образом мне удалось избавиться от эгоизма и духа семейственности, неизменно вредящих системе равенства, а иной раз и угрожающих самому государству. Кроме того, островитяне не боятся иметь много детей, число которых при ином порядке вещей