Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

схватке. Ему явно было не по себе здесь, в этой полутемной, промерзшей комнате с низким потолком и стенами, покрытыми знаками чужого безумия. Жена его, напротив, излучала холодное спокойствие. Разве могли крестьяне, пусть даже исчезнувшие и оставившие после себя загадочные надписи, заинтересовать ее?

Распахнув дверь, Сорокин зажмурился от света.

– Quelle merde! – воскликнул Комаровский.

Дверь открывалась на залитый жарким летним солнцем склон. Покрытый густым цветущим разнотравьем, он сползал к неширокой речке, за которой высился сос новый бор. А над бором вздымалось безоблачное ошеломительно-синее небо. Дверь открывалась в лето.

– Quelle merde, – повторил Комаровский. Оцепенение слетело с него. Едва не оттолкнув Сорокина, он протиснулся в проем, глубоко вдохнул нагретый, полный травяных ароматов воздух, поводил из стороны в сторону руками, словно пытаясь нащупать поверхность картины или другие признаки иллюзии, и, ничего не нащупав, затряс кулаками над головой в диком, неистовом восторге.

– Это… это ведь… Алексей Максимыч, батюшка, – он долго искал то самое слово. – Это ведь чудо! Самое что ни на есть чудо! Ты туда ходил?

– Нет. Один побоялся.

– Так вот куда сбежали ваши мужички, Алексей Максимович, – сказала Комаровская. – Пока вы тут восхищаетесь хорошей погодой, они еще дальше уйдут.

– Comme je te le dis! – щелкнул пальцами Комаров-ский. – Нам нужно отправляться на поиски как можно скорее. – Он указал на лес: – Вон где они у тебя скрылись. Ох и хитрецы же!

Ему стало жарко, он расстегнул тулуп, нетерпеливым жестом подозвал Егорыча:

– Послушай-ка, любезный… поди на улицу, скажи Архипу, чтобы ружья наши сюда принес. Да чтоб зарядил. Да все остальное, что требуется, пускай захватит.

– Слушаю, ваше благородие, – кивнул Егорыч и вышел.

Комаровский принялся суетливо расхаживать по горнице, постоянно бросая тревожные взгляды то в затянутые морозом окна, то в раскинувшийся за волшебной дверью июль. Супруга наблюдала за ним с насмешливым и даже чуть брезгливым выражением.

– Почему пара нету? – спросил вдруг Комаровский Сорокина, подступив к нему вплотную и, похоже, едва удержавшись от того, чтобы схватить друга за грудки.

– Что?

– Почему, говорю, пара нету? Вот когда в бане натоплено, дверь открываешь – оттуда пар валит. А здесь почему не валит? И вообще, в комнате тепло не чувствуется. Противуестественно!

– Разумеется, – сказал Сорокин. – Ничего естественного в этом нет. Я не знаю, как оно работает, – так же, как не знаю, что написано на стенах. Если бы найти того, кто надписи оставил, то удалось бы получить объяснения…

– Да! – затряс головой Комаровский. – Найти! Вот в самую суть ты сейчас проник, друг мой Алексей Максимыч! Именно поисками мы и займемся.

Через минуту, проскрипев в сенях половицами, в горницу ввалились Егорыч с Архипом. Последний бережно нес холщовую сумку с охотничьими принадлежностями и два изящно украшенных винтовальных ружья. Двуствольные винтовки-курковки, привезенные в позапрошлом году из Праги, составляли у Комаровского особый предмет гордости. На все вопросы о цене он отвечал многозначительными намеками или попросту помалкивал. Правда, стрелок из него был никудышный.

– Илья Николаевич, душа моя, вы же не всерьез собираетесь пойти туда? – Комаровская указала на распахнутую дверь. – Ведь это глупо.

– Отчего же глупо? – приняв из рук изумленного Архипа ружья, Комаровский закинул их себе на плечи и выпятил грудь, считая, должно быть, себя похожим на американского охотника из недавнего романа «Открыватель следов». – Алексею Максимычу нужна помощь. И по-соседски, и по-человечески надо эту помощь оказать. Сейчас отыщем его мужичков, пригрозим им судом уездным, штрафами да взысканиями, наведем порядок.

– Штрафами?

– Ну, не испугаются уездного суда – пригрозим небесным! Да и какая сейчас разница? Сперва разведать надо бы, там ли они, живы ли. Bon sang! – Комаровский снова затряс кудлатой головой, повернулся к Сорокину: – Вы же со мной, дружище? Вы же идете?

– Идем, пожалуй, – сказал Сорокин.

– Отлично. Тогда ни к чему тянуть. Долгие проводы – лишние сл…

– Ну уж нет! – вспыхнула Комаровская. – Одну вы меня здесь не оставите! К тому же из нас троих я единственная, кто не промахнется, если придется стрелять.

– И то верно, – осклабился Комаровский. – Держите ваше ружье.

Он протянул жене винтовку и окинул собравшихся взглядом полководца, только что произнесшего торжественную победную речь. Свет, льющийся из раскрытой двери, ласково гладил их лица. Сорокин едва сдержал улыбку, когда понял, что Пелагее Никитичне и самой не терпелось шагнуть за этот колдовской порог. Она выполнила свой долг обеспокоенной, рассудительной супруги и теперь была готова к невероятному путешествию.

– Ну что, с Богом? – спросил Комаровский.

– Постойте, барин, а как же лошади? – спросил испуганно Архип.

– Какие еще лошади, братец? Или ты не видишь, что перед тобой? Будешь нас сопровождать – кому-то надо нести сумку с патронами.

– А я, с вашего позволения, останусь, – сказал Егорыч. – Присмотрю за…

– Исключено! – холодно заявила Комаровская, обращаясь к Сорокину. – Его нельзя здесь оставлять. А что если он заодно с остальными вашими беглецами? Мы в дверь войдем, а он ее закроет, заклинания прочтет и оставит нас там навсегда.

– Сударыня, да я… – начал оправдываться приказчик, но Комаровская просто направила на него ружье:

– Молчать! Я не желаю это обсуждать.

– Ну что ты, ma cherie, – протянул ее муж. – Не перегибай палку.

– Опустите ружье, будьте любезны, – сказал Сорокин, примирительно подняв руки. – Егорычу, так или иначе, придется пойти с нами. Он мой приказчик, и возвращение беглых крестьян – его обязанность.

– Вот именно. – Комаровская закинула винтовку за спину.

Егорыч вздохнул и, зажмурившись, перекрестился. Дольше тянуть не стоило.

Первым за порог ступил Сорокин. Долгожданное бархатное тепло обняло его, накрыло душной волной. От запахов закружилась голова, застучало в висках. Сделав несколько шагов, он скинул бекешу, шапку с шарфом и замер, подняв лицо к солнцу, наслаждаясь зноем, стремительно пропитывающим каждую клеточку его тела.

– Невероятно, – сказал позади Комаровский.

– Вот уж как есть, сударь, – отозвался Егорыч. – Ваша правда.

Они сгрудились на небольшом утоптанном пятачке перед дверью, которая с этой стороны служила входом землянке, вкопанной в склон. Единственная внешняя стена ее была сложена из давно почерневших, заросших мхом бревен.

Обойдя землянку, они без труда поднялись по склону. Глядя в противоположную от реки и бора сторону, нельзя было увидеть ничего, кроме голых холмов, перекатывающихся изумрудно-зелеными волнами до самого горизонта, на котором мутным маревом темнел силуэт горной цепи. Ни струек дыма, ни пасущихся животных, ни единого намека на человеческое жилье. Даже просто смотреть туда было неприятно – пустота этих огромных пространств завораживала, давила на грудь. Сорокин вдруг понял, что хочет как можно скорее оказаться за рекой, в тени деревьев.

– Ни кустика, ни елочки, – сокрушенно пробормотал Комаровский. – Хочу флаг соорудить. На обратном