Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

– О, братишка, знакомая тема. – Серый деловито кивнул и отошел вне поля зрения. Ударил чем-то тяжелым, будто дровину расколол. – По себе знаю. Ты, главное, только не переживай, измену в таком состоянии словить – последнее дело.

– Ага… – только и сказал Олег, пытаясь избавиться от последних обрывков кошмара. – Пожалуй… И что делать-то?

– Да ничего не делать. – Тон друга намекал, что тот пожал плечами. – Просто полежи и отдохни, скоро само отпустит…

– …Так нлявица?

Сначала Олег даже не понял вопроса. Затем вспомнил, что голенькая массажистка, судя по всему, в страну приехала из солнечного Вьетнама или Таиланда, и сопоставил смыслы.

– Нравится, ага.

Глаза открывать не хотелось. И не потому, что азиатка досталась не шибко-то красивая – девка оказалась очень даже привлекательной, – а от блаженства, подаренного шикарным мальчишником.

Полностью обнаженный, густо вымазанный ароматным маслом и наминаемый умелыми пальчиками массажистки, он испытывал настоящее удовольствие, а член торчал к потолку кабинета, словно железный штырь. Было тепло и интимно.

– А воть так? – с хихиканьем уточнила узкоглазая брюнеточка, прижимаясь всем телом и начиная скользить вверх-вниз. Прикасалась маленькой грудью с торчащими сосками, не забывала растирать ладошками, прихватывать, пожимать и наглаживать. – Так този нлявица?

Захаров застонал, кроме нестерпимого блаженства вдруг ощутив укол стыда. Конечно, все происходящее на мальчишнике на нем и остается, но…

Где-то слева за шторкой на своем столе постанывал Серый. Да не просто постанывал, а рычал диким зверем, пришлепывал свою массажистку по голой ягодице и наверняка плотоядно скалился. Ох, только бы Танюха с Ритой не прознали…

Азиаточка продолжала втирать и наминать, не оставляя без внимания ни единого уголка его тела. Приподнялась, укладываясь сверху, умело заскользила, засмеялась.

Олег открыл глаза и увидел над собой лицо Таньки.

С белыми, лишенными зрачков глазами.

Массажный лежак под спиной стал ледяным, совсем не упругим, но железно-обжигающим. Захаров вскрикнул… и понял, что не может вскрикнуть. Он и рта-то открыть не мог – толстый слой масла, теперь гадкого и воняющего животным жиром, запечатал губы мощным клеем.

Олег снова рванулся, хотел сбросить с себя голую вьетнамку, ставшую вдруг невероятно костлявой; застонал, попробовал раскачать стол, чтобы хотя бы упасть. Не вышло. А затем на лицо опустилась ладонь, теперь совсем не маленькая и ловкая, а широкая, с длинными шершавыми пальцами, – и наступила темнота…

…Потолок массажного кабинета превратился в бревенчатый, черный и проконопаченный мхом. В нос ударил запах жира, перебивающий стоявшую в избе вонь. Железный стол, на котором лежал Олег, морозил так, что мог оставить ожоги.

С обнаженного тела Захарова стекало, жирно шлепаясь на пол. Шумно дыша, там ходил невидимый пес, жадно слизывая упавшие капли. Уже через секунду Олег вдруг подумал, что это совсем не собака. Скорее – волк, но эта безумная догадка сейчас казалась самой безобидной.

Комната вдруг завертелась, и Олег торопливо сомкнул веки. Но тут же ощутил, что его поднимают в воздух, и в ужасе распахнул глаза.

Она нависала над его головой, скрыв лицо ниспадающими космами. Как Танюха, когда целовала жениха в лоб, засев на кресле и забросив ноги на плечи… Виднелась лишь улыбка, полная дрянных, но острых зубов, и провалы белых глаз.

Темная комната снова задвигалась, и Олег понял, что его куда-то несут. Прямо на огромном железном подносе, который он принял за стол. И несет та самая суковатая старуха, несет легко и без натуги, как могла бы переставить с места на место противень с пельменями.

Лязгнуло железом заслонки, по пяткам лизнуло опасным жаром, и Захаров скосил глаза. Взвыл, так и не сумев взвыть; дернулся, так и не сумев дернуться; рванулся прочь, оставшись на месте.

Вспомнилось, что на опушке, когда уже на тайгу упала ночная мгла, его окликнул хриплый женский голос. А дальше? А дальше он не дошел до деревни. И никакого тракториста к друзьям не привозил. А чем именно окончилась его прогулка через лес, никогда не узнают ни Исаевы, ни Танюха…

Старуха склонилась над ним, продолжая с легкостью удерживать на весу огромную пекарскую лопату на толстой рукояти. Улыбнулась, словно убеждая потерпеть еще немного, а затем начала ногами вперед задвигать в широкий зев огромной глиняной печи, растопленной жарче финской сауны…

…Глаза открыть было больно, но решительно необходимо.

Олег осмелился, чуть не застонав от яркого света, пробивавшегося сквозь щель в шторах. Ощутил под собой влажную от пота простыню, смятую подушку, а на груди – плотное пуховое одеяло, надежно подоткнутое от ступней до подбородка.

Танюха, сварливо бурча под нос, возилась на кухне. Громко щелкала блистерами таблеток, шумела водой, включала чайник. Совсем рядом, такая близкая и заботливая.

Олег часто заморгал, не позволяя себе заплакать.

Чудовищный сон, навалившийся на него после очередной атаки гриппа, был таким реальным и жутким, что до сих пор трясло. Впрочем, трясло еще и от болезни – кости и мышцы ломило, будто он три часа кряду выталкивал из снега застрявший внедорожник. В голове мутилось, образы скакали и теряли четкость.

Видимо, Танюха все же расслышала всхлип. Сунулась в дверь спальни, улыбнулась, подмигнула:

– О, проснулся, болящий! Так, только вставать не думай даже, ясно?!

Стало заметно, как сильно она сдала: поникшие плечи, судорожный изгиб губ, мешки и морщины да красные глаза молчаливой ревуньи. Болезнь близкого человека врезала по ней не слабее, чем по самому Олегу.

– Сейчас вкусную пилюльку принесу. – Таня снова заставила себя улыбнуться, но глаза оставались стеклянными, осоловевшими, – а потом бульона куриного попьешь, ясно тебе?

И скрылась из виду, продолжая хлопотать на кухне.

– Не переживай, медвежонок, скоро станет легче, – громко попросила она, умиротворяя звуками знакомого, бесконечно родного голоса. – Скорая недавно уехала. Замеры еще раз сделали. Забирать пока не хотят, но если завтра лучше не станет…

– Не станет…

– Типун тебе на язык! Еще денек поваляешься – и на поправку!

Олег попробовал вздохнуть, но не смог. В спальне было нестерпимо жарко, легкие рвало клещами. Закашлявшись, он все же выдавил через истрескавшиеся губы:

– Танюх… кажется, помираю я…

– Придумал тоже, помирает он! – с фальшивой бравадой хохотнула невеста из кухни. – Нашелся мне эскулап! Лежи, медвежонок, потей и выздоравливай…

– Помоги…

– О, родненький, да я же и так тебе всю дорогу помогаю. Ты уж поверь…

Олег осекся. Задержал дыхание и заставил себя проглотить внезапный порыв изматывающего кашля. Втянул носом отчетливый запах прогорающих в огне дров. Закрыл глаза – и веки упали с оглушительным лязгом тяжелой печной дверцы.