Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Надир старается стучать ложкой потише – чтобы не сбить Хана с темы.

– Ему со мной все равно плохо было, – бормочет Хан. – Назад я не хотел, семью вспоминал мало. Язык со временем позабыл почти. Рецепты старые – и те на новый лад переделал. С каждым годом ему все хуже становилось. А когда я женился на местной – там уже все решено было. Он бы все равно помер, месяцем позже, месяцем раньше…

Надир вспоминает жену Хана: высокую, громкую, с крупными руками. Совсем не похожую на хрупкую кореянку. Она даже при Надире однажды шутила – это кто еще за кого замуж вышел, а? Хан тогда только смеялся и целовал ее в плечо.

– Я уже смотреть не мог, как сородич мучается. Решил помочь. Насыпал ему отравы в мясо – и потом на руках держал, пока он совсем не издох. И знаешь… – Хан наклоняется над стойкой и сдавленно шепчет, – у него такой взгляд был. Усталый и брезгливый… В точности как у моей матери. Я уж подумал, а вдруг и правда есть связь? Вдруг мне ползучий гад неспроста достался? Даже домой позвонил, впервые за много лет… Но нет. Жива еще, старая гадюка.

От Хана идет густой перечный дух, тот же, что и от супа, – но вдвое сильнее. Надир шмыгает носом, и Хан понимающе кивает:

– Можешь не верить, а только мне тоже его жаль. Хоть я змей и не любил никогда, к нему все равно привык. Столько лет вместе провели, бок о бок… Там не каждый пес до его возраста дожил бы… А тебе-то как, с сородичем повезло?

Надир вздрагивает: слишком уж внезапно прозвучал вопрос. Раньше Хан не касался больной темы. Правда, раньше к ней и Надир так близко не подходил.

Немного помедлив, Надир пожимает плечами: понимай как знаешь. Хан в свою очередь понимает, как умеет:

– Прячешь его, да? Не хочешь говорить? И правильно делаешь. Пока тебе с сородичем по пути – надо его беречь. Лучше храни за пазухой, лишний раз никому не показывай… Он тебе только благодарен будет.

Надиру становится не по себе: с каждым словом Хана он все ниже склоняется над супом. Разве можно сейчас признать, что он здесь один? И без корней – и без зверя, ни местный – ни пришлый, ни то – ни се…

Хан приносит с кухни рис, заливает его тремя соусами подряд. Выставляет на стойку немного побитый чайник и крошечный наперсток под чай. Губы Хана то и дело шевелятся, словно он все еще продолжает разговор.

– А твой змей, – впервые подает голос Надир. – Как ты его получил?

– Да он сам ко мне… – со смешком начинает Хан и вдруг осекается. – Вроде бы… Сам приполз. Я так всегда думал. Но вообще…

Хан смотрит на заспиртованного змея, потом оборачивается к Надиру. Седеющие брови Хана ползут все выше и выше. Кажется, впервые за все месяцы их знакомства Хан не может подобрать слов.

– Он просто всегда был со мной, – наконец разводит руками Хан. – Сам не знаю, откуда он взялся. Уезжал без него… А когда комнату здесь искал – он уже у меня в сумке жил. Я все переживал, как его от хозяйки прятать буду… Потом понял: те, кто здесь родился, – они не видят. Даже жена моя не видела. На днях спросила, зачем я пустую бутылку наверх поставил…

Пока Хан носит к дальнему столу чайник за чайником, Надир набивает желудок рисом. Вкуса почти нет – то ли соусы подкачали, то суп напрочь выжег ему язык. Надир вспоминает день приезда: мог ли он упустить своего зверя? Не понять знака? Оттолкнуть назойливую дворнягу – или вытряхнуть из сумки пригревшуюся змею?

По всему выходит, что нет.

Никак не мог.

Отъезд он помнит куда лучше: сначала были долгие сборы, потом ужин. Мать все плакала и подкладывала ему добавки, брат хмурился, дядька шутил как заведенный. Айгуль… Айгуль на ужин не пришла, помогала отцу с саженцами. Но прислала длинный ответ, где трижды просила прощения и дважды обещала ждать.

Дядька тогда подарил ему телефон взамен старого – тот самый, что сейчас лежит в кармане. Брат вручил складной нож с отвертками, открывалками и даже фонариком. А мать ему выдала и свитер, и шарф, и еще две пары носков, что потом украли на стройке, – все шерстяное, своими руками связанное. Хорошие подарки, очень нужные. Только все равно не зверь.

Покончив с рисом, Надир достает кошелек – но Хан машет на него рукой.

– Брось! Не хочу с тебя денег брать. Лучше помоги обед друзьям отнести – тут рядом, через улицу.

Надир благодарно кивает. Он ставит пакет в свой короб – белые лотки с едой скрипят при каждом движении. Судя по весу, того обеда и на пятерых хватит.

– Иди направо, за остановку, там в кармане будет ждать машина. Белая, номер – ка-пять-пять-два. Запомнишь?

Надир снова выходит на улицу, под прежнюю морось. Теперь к дождю добавился ветер, но Надиру все равно. Он даже улыбается – сам не зная чему.

Только когда он подходит к нужному месту и видит машину, белую с синим, улыбка пропадает. Номер – ка-пять-пять-два, чтоб ему провалиться…

В патрульной машине сидят двое полицейских. Мысли Надира мечутся: еще не поздно вернуться… сказать Хану, что никого нет… пусть лучше сам…

Он сбавляет шаг, а потом совсем останавливается. Заставляет себя дышать ровно и медленно. Чего ему бояться? Он сейчас не Надир и даже не курьер Н122. Он друг Хана – и эти двое тоже друзья Хана. Он просто принес им еду от друга. Его не тронут. Нет причин его трогать.

Надир достает пакет и подходит, чтобы постучать в окно. Стекло отъезжает вниз – ровно за секунду до стука. За рулем сидит бледный белобрысый парень, может, самую малость постарше Надира.

– Ваш заказ, – говорит Надир и протягивает вперед пакет.

– Куда суешь, – цыкает парень. – Совсем дебил? Давай в машину залезай.

«Это друзья Хана, – мысленно повторяет Надир. – Бояться нечего».

Он пролезает на заднее сиденье, обнимая скрипучий пакет. Захлопывает дверь, чтобы дождь не попал в салон, – и слышит, как разом защелкиваются оба задних замка.

Бледный полицейский поворачивается назад, раздраженно глядит на Надира. Надир держит пакет перед собой, будто щит.

– Ну? – говорит бледный.

– Ваш заказ…

– Наш заказ. – Бледный даже не смотрит на пакет. – Ты откуда такой?

– От Хана, – отвечает Надир. Дышит он очень ровно.

– Зовут как?

– Надир.

– Хан про тебя не говорил.

Надир невозмутимо пожимает