Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

– Сей мужа, – велела Талька.

Когда Уля закончила распихивать плоть по рытвинам и лужам, небо над ней раскололось вспышкой черного железа.

Она и понять не успела, что раскололось не небо, а ее лицо.

Дмитрий Лопухов

Сай-фай

– Все, вымер дед, можно вселяться.

– А? Чего, мам? Зачем вымер? – Никита плохо соображал спросонья. Он посмотрел на часы: шесть утра. Ничего себе новости в такую рань.

– Дед официально помер. Сын, проснись! Симон, говорю, все. Симон Блаженный. Ровно пять лет как исчез, теперь он признанный государством труп. Приходи ко мне за ключами. Въедешь в его хрущевку, поживешь, пока с наследством разбираемся. Потом захочешь – продавай, нет – живи дальше. Не знаю, правда, что за срач внутри, ноги моей там не было со дня свадьбы. Слава голубиным мудям, хоть что-то внуку от полудурка.

Мама повесила трубку.

Никита потер озябшими – в съемной квартире скверно топили – руками лоб. Сходил на кухню и включил электрический чайник. Выглянул в затянутое корочкой инея окно: на остановке толпились люди, мужики толкали забуксовавшую «семерку».

Никита пытался вспомнить лицо деда – перед глазами всплыло белесое пятно в очках и с широкой клочковатой бородой. Слишком много лет прошло со дня их последней встречи. Дед тогда заявился без приглашения и потащил маленького Никиту в музей. Всю дорогу выпытывал, что внуку нравится, чем он увлекается, – Никита объяснял, что мультики и динозавры. Дед очень злился.

В музее проходила выставка, посвященная фантастике, и много часов кряду они кочевали от одного странного экспоната к другому, разглядывали книги, диорамы и макеты.

Потом дед отвел Никиту на остановку и, не подождав автобуса, ушел. За это разъяренная мама и назвала его Блаженным. И как-то очень ловко и матерно это зарифмовала. Мама, даром что уже тогда была кандидатом наук, сквернословила виртуозно.

Дед больше не объявлялся, но каждый Никитин день рождения у входной двери теперь возникала перевязанная шпагатом стопка книг, сплошная фантастика. Записки к дарам не прилагалось, но все понимали, что это от Симона Блаженного. Мама кривилась и страшно фантастику бранила, отец равнодушно пожимал плечами, но Никита с удовольствием книги читал.

А после смерти отца дед окончательно исчез – не пришел на похороны, не позвонил, не подал весточки ни через день, ни через месяц, ни через год. Пусть отец и был ему приемный – детдомовский, – но какая разница, сын, как ни крути. Казалось, что дед просто вычеркнул из своей жизни внука и овдовевшую сноху…

А теперь вдруг обнаружилось, что у мамы хранились ключи от дедова жилья, что она подавала документы, написала заявление, отсчитывала срок со дня исчезновения.

Никита прикинул, сколько удастся сэкономить на съеме квартиры, – он лишился работы, и все это было очень кстати. Кольнула совесть: ну что за упражнения в меркантильной арифметике над еще не остывшим телом? Но выпад удалось парировать: дед технически не помер, а исчез, на осиротевшего внука ему было плевать. Чего бы теперь Никите переживать?

…Чайник забурлил и громко щелкнул, и Никита вынырнул из вод памяти. Он все так же стоял у замерзшего окна – остановка опустела, буксовавшая «семерка» уехала. На карнизе сидел всклокоченный воробей и пытался выковырнуть из трещины невидимую крошку.

– Кыш! – зачем-то приказал Никита, отошел от окна и налил кипятка в кружку с облезшим изображением звездолета.

Ключи от дедовой квартиры мама оставила у соседки – Никита специально подобрал время, чтобы не встречаться. Сегодня ему особенно не хотелось спорить с матерью: та все равно его с легкостью одолеет, а предвкушение тайны развалится.

Он шел пешком – хрустел снег, мороз кусал щеки и царапал залысины, но сердце Никиты пело: настоящее приключение! То, чего ему так не хватало все эти долгие месяцы. Он ощущал себя героем романа, готовящимся погрузиться в тайну. И пусть это всего лишь квартира старика. Пусть облачен Никита не в скафандр, а в потрепанное кашемировое пальто. Пусть на голове не герметичный шлем, а нелепо торчащие волосы с похожими на убывающие луны ранними залысинами. Пусть сам он – не покоритель межзвездного фронтира, а безработный специалист по внутреннему аудиту с избыточным весом и нездоровым, по мнению мамы, пристрастием к фантастике. Все равно, это хотя бы что-то свежее в его утопающем в рутине быте.

Дом оказался обычной хрущевской пятиэтажкой. У подъезда сидели две закутанные в пушистые одежды старухи в оранжевых платочках. Они не шевелились и походили на выкашлянные гигантским котом рыжие комки шерсти. Никита поздоровался, старухи промолчали.

Дверь в квартиру выглядела совершенно обычно, и восторг в душе Никиты сменился апатией. «Открою, а там внутри воняет, хлам, грязные тарелки с разложившейся пять лет назад едой», – расстроился он.

В квартире не воняло, не было даже обычного для жилища стариков прелого богомольного душка. Никакого хлама – строгие белые обои, множество развешанных по стенам коридора фотографий, овальное зеркало в массивной оправе. В большой комнате – гигантский шкаф. В маленькой – деревянная кровать с пружинным блоком. На кухне тоже ничего лишнего. Никита был потрясен тем, насколько здесь оказалось чисто, скромно и одновременно уютно.

Батареи отопления пылали жаром – видимо, мама все эти годы, хотя и ни разу в квартиру не наведывалась, счета оплачивала исправно. Возле радиатора ютился низенький ломберный столик, на нем – маленькая лампа с красным абажуром. У окна стояло уютное кресло с клетчатой обивкой, на спинке висел шерстяной плед. Никите ужасно захотелось забраться в это кресло, укрыться и сладко подремать. С трудом одолев сонливость, он вышел на балкон – рыжие старушки сидели внизу неподвижными комками, на ветках деревьев блестел снег, светило солнце, неподалеку лаяла собака и галдели дети. И Никита вдруг почувствовал, что он дома.

«Не поеду сегодня в съемную хату, останусь ночевать. Завтра все вещи сюда перевезу», – решил он и пожалел, что не взял ноутбук.

Никита еще раз обошел новые владения, посидел на кровати – она оказалась в меру мягкой, без выпирающих пружин. Ему давно уже не терпелось заглянуть в гигантский шкаф, но он не спешил – приберегал эту маленькую тайну напоследок.

Съел купленный по дороге бургер, поставил на зарядку телефон, почистил от залетного снега балкон. А потом наконец-то решился и распахнул шкаф. И это оказалось главным на сегодня разочарованием – внутри не было ровным счетом ничего. Картонная задняя стенка, пустые полки, на одной – старый журнал.

Никита поморщился и сам себя