Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

– Изба их сгорела недавно, хорошо хоть сразу тушить начали, даже на сарай огонь не перекинулся. Василису вытащили, а мачеха и детки угорели.

– Петр Акимович, я хотел бы девочку осмотреть. Бесплатно.

– Осмотреть? Это, прошу простить-с, в каком смысле? – Куликов склонил круглую голову к плечу. А Константин снова почувствовал раздражение. Что за недалекий человек!

– Провести осмотр пациента. Пусть девочка ко мне после ужина зайдет.

– А! Благодетель наш! – Куликов улыбнулся. – Осматривайте на здоровье! Никто не помешает. Васька, слышала, что барин сказал?

После чая приказчик быстро засобирался домой, поглядывая на большие настенные часы.

– Завтра часиков в восемь приду. Вы уж позавтракайте, пожалуйста, к этому времечку. Доброй ночи, Константин Егорович.

На этот раз рукопожатие вышло коротким и твердым.

* * *

Константин разместился в детской. Ее обстановка вызывала смутные воспоминания о днях, когда семья Бесковых снимала дачу на лето. Комната маленького Кости выглядела очень похоже. Две кровати, накрытые кружевными белыми покрывалами, книжный шкаф, невысокий столик, чтобы детям было удобно за ним заниматься, пара стульев и большой сундук в углу. На беленых стенах – несколько пасторальных акварелей. Неровные мазки и пятна выдавали начинающего художника.

В дверь легонько стукнули. Константин подавил желание отослать девчонку. Надо было лечь спать, возможно, даже приняв снотворное. Настойка опия при верной дозировке дарила здоровый долгий сон.

– Входи. Сядь сюда, на стул. Рядом с лампой.

Головная боль усилилась, он замер над открытой врачебной сумкой, качаясь на волнах боли. Сглотнул подкатившуюся к горлу желчь, тяжело задышал носом. Девочка за спиной тихо вздохнула. Константин обернулся и тут же крепко зажмурился, пережидая острую боль за глазницами. Девочка стояла обнаженная, прижимая к худой груди куклу. Даже в неярком свете был виден контраст загорелой кожи и белой, почти молочной. Василиса не делала попыток прикрыться – вторая рука безвольно висела вдоль тела, на внутренней стороне через сгиб локтя шел толстый рубец. Перед глазами поплыло. Тонкая узкая тень девочки на оштукатуренной стене вдруг взметнулась вверх и раздвоилась.

– Нет-нет… Оденься, для осмотра не нужно… раздеваться… – Константин еле выговорил это, морщась от мигрени. По левой руке от кисти до плеча пробежали колючие мурашки, будто он ее отлежал. Солнечный удар не проходит за пару часов. Врач снова повернулся к сумке, достал бинты, склянку с карболовой кислотой. Задумался: нужно ли что-то еще? Опий или инъекция морфия? Надо осмотреть рану, чтобы понять, насколько она глубокая, образовался ли струп. Лицо после ожога никогда не будет прежним, а для девушки внешность имеет огромное значение. Недавно он читал статью в «Вестнике естественных наук и медицины», что швейцарец Реверден пересадил кусочек кожи на гранулирующую рану… Константин неожиданно понял, что голова у него ясная, мысли текут плавно, легко перескакивая с одного предмета на другой.

– Я врач. Не бойся, пожалуйста. Я посмотрю твой ожог. Ткань надо снять, это может быть больно. Поэтому я дам тебе лекарство, оно поможет от боли. После него будешь очень хорошо спать. – Константин старался говорить ласково и надеялся, что девочка, которая с напряженной прямой спиной замерла на стуле, его понимает.

* * *

Кровать оказалась слишком коротка, и Константин пытался заснуть полусидя, сложив горкой несколько подушек. Возбужденный разум не давал покоя. Мысли возвращались к Василисе, которая перенесла весь долгий и болезненный процесс, ни разу не заплакав. Опиумная настойка помогла, но все равно девочке было больно. Ожог странной треугольной формы, слава богу, не задел глаза и уже начал покрываться корочкой. Надо оставить ей чистые бинты и как-то объяснить, что для быстрого заживления необходим покой. Если бы он был уверен, что крестьяне не перепутают дозировку, то оставил бы и обезболивающее… Как только голова Константина начинала клониться на грудь, перед глазами вновь и вновь вставал мертвец, вытаскивающий изо рта черную статуэтку. Он тянул руку и пытался что-то выговорить непослушным ртом. Молодой врач вздрагивал, судорожно втягивал воздух и против воли смотрел в угол, на темный лик Богородицы. Наконец Константин сдался и в полумраке добрался до стола, где оставил склянки с лекарствами. Лунный свет пробивался через листья вишневых деревьев под окном. Пяти-десяти капель будет достаточно.

Что-то с силой ударило его под локоть, так что бутылочка вылетела из пальцев – заграничный «Лауданум» дугой выплеснулся из узкого горлышка. Константин обернулся. Сзади стоял Константин Егорович Бесков. Подполковник от кавалерии, полный тезка и дед по отцу. Умерший, когда Костеньке исполнилось шесть лет. Сейчас они были одного роста, разве что старший Бесков шире в плечах, тесно обтянутых парадным мундиром. По позвоночнику пробежала дрожь, мочевой пузырь сжал спазм, и Константин едва сдержался от резкого позыва.

– Спрятала, дрянь! – выплюнул дед. – Не дала силу передать. Гнию теперь, внук. И на тебя смотрю. Когда на могилку придешь?

Сильные пальцы вцепились в предплечья, старик склонился ближе, к самому лицу Константина, не опуская чуть выпуклых, блестящих черных глаз.

– Уходи отсюда. Нечего тебе тут делать. Не лезь. Уходи. – Слова впивались в затылок, будто гвозди. – Лучше ко мне приходи. Приноси трубочку, табачок, посидим, покурим. Помнишь мою трубочку из моржового клыка, внучок?

Между тонких губ мелькнул опарыш. Константин Егорович оскалил желтые зубы, перекусывая червя. Кожа обвисла, начала отслаиваться вместе с мышцами, белки глаз помутнели, только неподвижные расширенные зрачки не отпускали взгляда. Позолота на камзоле темнела, дорогое сукно разъезжалось, махрилось некрасивыми дырами, обнажая сначала ткань рубахи, а после грудину с проступающими через плоть костями. Стадии разложения тела. Рисунок А. Рисунок Б. Рисунок В. Горло Константина свело, он одеревенел, не в силах дернуться и задыхаясь от запаха гниющего мяса. Череп с остатками волос щелкнул челюстью, нижняя с глухим стуком упала на пол, а после осыпался весь скелет в истлевшей форме. Ордена тускло блеснули между дугами ребер.

– Уходи!

Константин резко сел на кровати, тяжело хватая ртом воздух. Где он? Что это за место?! Темная детская, черная Богородица, тени листьев на беленой стене. Рукавом сорочки вытер мокрый лоб, все еще пытаясь отдышаться. Испуганно провел рукой по простыне. Фух! Не опозорился. Сколько лет он не вспоминал деда… Сначала высокого громогласного военного, который командовал домашними. Он буквально заставил назвать первого внука в свою честь. Потом – тяжело умирающего старика, чей крик долетал до комнаты маленького Кости. Потертая трубка с чубуком, вырезанным из кости. Ее мальчик украл, когда взрослые хлопотали над телом, и спрятал среди игрушек. На похороны