Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Он ударил внезапно, и свет для меня закончился. Темный омут, наполненный липким холодом…

…Таким же липким, как голос Валерия Саныча, шепчущий мне в ухо. Мотор уже не гудит, и фары выключены, но лунного света хватает: могу разглядеть, куда меня привезли. Тупик между высотками, за пару дворов от нашего. Ни единого окна, стихийная свалка мусора, заваленная снегом. Сюда и летом-то никто не ходит. Руки связаны за спиной, рубашка расстегнута, грубая лапа гладит по животу, впивается пальцами, будто хочет вырвать внутренности. Будто большой и осклизлый краб-людоед из глубин океана.

– Меня… меня найдут… – Хотелось сказать убедительно, но наружу вырвалось блеянье. – Зачем это вам? Отпустите, я никому не скажу!

– Разумеется, не скажешь. – Физрук придвинулся ближе, дохнул несвежим запахом. – Скучно, малыш! Травоядно! Жена богатенькая, бизнесы мутит, деньги водятся, бабы сами на шею… Тоска! Что можно каждому, то без кайфа! Я с тобой сейчас сделаю всякое, потом ты в багажнике, а мы с твоей Викой прямо здесь… Она не узнает, а я-то буду знать!

Он задышал сильнее, нутряная вонь сделалась невыносимой. Как сестренка такое терпит?! Глупая мысль – чтобы не рухнуть в панический ужас от собственной судьбы, не забиться в истерике. Ладони-крабы переползли мне на шею, царапнули кожу мозолями, чуть сдавили кадык.

– Тихо-тихо-тихо… Не вздумай обделаться, у меня на тебя сегодня большие планы. Ты мне должен, малыш, я ж тебя от того придурка избавил навечно. От Медяка-мудака… Ну, давай, потихоньку. Танцуй! Ты ж так двигался нынче, у меня все терпение кончилось, сучонок ты мелкий… Рискую теперь… Давай, дергай ножками…

Дети не верят в смерть – я тоже не поверил. Даже когда мою шею сдавили всерьез и накатила душная темнота. Звон в ушах, цветные пятна, не вдохнешь… Ну, не может все так кончиться, меня же спасут… Спасут…

Стук и царапанье сквозь мрак. В легкие хлынул воздух, я втянул его жадно, закашлялся, увидел затылок Валерия Саныча и смутную тень за стеклом.

– Что за херня?! – Ладони физрука разжались окончательно. – Тихо лежи, а то ведь…

Запугать меня хочет?! Я бы заржал, если бы не было так страшно, да и связки теперь не слушались. Глядел, как Валерий Саныч застегивает штаны, поднимает блокировку дверцы, лезет наружу, мощный и злой…

…Как его выдергивают – словно занозу из раны, одним рывком. Физрук завопил вдруг, потом замычал придушенно, страшно. Мне бы сейчас затаиться, но любопытство победило – перевалился к раскрытой дверце, взглянул. Увидел.

Тонкая черная тень, оживший кошмар. Валерий Саныч висит, приподнятый за грудки, а это опутало его голову червями-щупальцами, лица не видно. Конечности физрука еще дергаются, но мычание все тише… Смолкло.

Валерий Саныч упал в сугроб, а время остановилось. Секунда сделалась бесконечностью. Свет луны, морозный воздух – и это. Нереальное, невозможное, непостижимое. Покачало вдруг головой и прыгнуло с места – на стену дома. Побежало вверх, будто черный, громадный таракан, моментально исчезло. А я позволил себе наконец отключиться. Сгорели мои предохранители, game over.

* * *

Отыскала меня, разумеется, Вика. Кому бы еще пришло в голову сюда заявиться!

– Надо было Валеру ждать, а я как почуяла, – сказала потом уже. Дверцу машины мы захлопнули, сидели внутри, тянули время. Тело Валерия Саныча коченело снаружи. Помощь ему уже не требовалась. Кому нужна была помощь, так это мне, – похоже, сегодня я окончательно и бесповоротно рехнулся.

– Мы с ним раньше тут… Наше место с ним…

– Нет его больше, – произнес я, разглядывая стену. Панельную, гладкую, уходящую вверх на двенадцать этажей. Что бы такое ни взобралось по ней сегодня – человеком оно однозначно не было. – Его нет, зато мы с тобой есть, сестренка. Не в курсе, от удушения глюки случаются? Видения всякие?

– Чего?! – Она взглянула испуганно на мою шею. – Какие еще?..

– Да ладно, забей. Таблеток попью, и все пройдет. Надеюсь…

* * *

«Для рождения бога достаточно сновидения женщины или поэта». Лоренс Стерн, английский романтик. В моей башке очень много чужих красивых фраз, они помогают выглядеть мудрее, убеждают, что мир разумен, гармоничен и подчиняется-таки естественным законам.

За последние лет тридцать пять я в это почти поверил. Почти что забыл изломанную тень с червями-щупальцами вместо лица. Чего только не померещится, в самом деле, от стресса и гипоксии: кое-кто успевает сериал посмотреть за пару секунд, а тут всего-то коротенькое видение!

Ничто другое с тех пор нас ни разу не навещало, кончились игры разума. Сестренка выросла в скучного бухгалтера, ходячую цифирь с калькулятором вместо мозга, я же сменил немало профессий, но творчества не было ни в одной. Сплошная рациональность. Верю в разумные аргументы, в силу денег и во все, что можно потрогать руками. Так оно спокойнее.

Тогда, на излете восьмидесятых, я рассказал милиции все, кроме самого главного. Причиной смерти физрука экспертиза назвала обширный инфаркт, про связь учителя со школьницей поверили с трудом, а про темные стороны его жизни не хотели верить вовсе. Пока не пошарили как следует на его даче, не обнаружили там фотографии, одежду жертв, другие трофеи. Много такого, что, по слухам, заставило милиционеров блевать. В школе случился скандал, директора чуть не уволили, а за нами с Викторией окончательно закрепилась жутковатая слава.

Недолгая, впрочем. Времена наступали такие, что маньяком уже никого было не удивить. Угар перестройки, «лихие девяностые», начало взрослой жизни. У каждого свое. Саня сходил на два года в армию, вернулся совсем уж безбашенным. До сих пор сочиняет музыку в жанре «инди», тренькает на гитаре, подрабатывает по заведениям. Много пьет и выглядит гораздо старше своих лет. Марик уехал в столицу, получил там диплом политолога, появляется иногда в телешоу, где надо гладко говорить и умудренно кивать – уж этим талантом он одарен был с детства. Дружба наша осталась на уровне телефонных разговоров и поздравлений по праздникам. Так бывает. Мы сделались слишком разными, увы.

Я неплохо «вырос» по бизнесу, семья довольна. Дом в престижном районе, крутая машина, правильный круг знакомых. Страховка от всех представимых опасностей – кроме тех, что таятся в собственной голове.

«Скучно, малыш! Травоядно! Деньги водятся, бабы сами на шею…»

Мечтаю забыть этот душный, вонючий шепот, но память не выключишь. Помню каждое слово. То, о чем никому не рассказывал, даже сестре. Когда-то было стыдно и мерзко, сейчас перевешивает другое: начал вдруг понимать скучающего ублюдка.