Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

class="p1">Граф шел впереди, освещая подземный ход мощным ручным фонарем. Первые несколько сот метров в другой руке он сжимал пистолет, но после убрал его в кобуру. Было понятно, что неожиданностей того рода, от которых может помочь огнестрельное оружие, тут ждать не приходится. Идти приходилось немного пригнувшись, но земляной пол был ровным, выложенные кирпичом своды стен выглядели прочными, и казалось, что тут прибираются, причем едва ли не чаще, чем в Усадьбе. Сразу за ним шел Никита, в середине Василий Иванович, замыкал шеренгу Филипп.

Гронского они не дождались.

Все действительно сработало так, как он и сказал: без четверти час ночи северный крессет в подвале под домовым храмом при нажатии ушел в невидимый паз и открылась крипта, в задней части которой, за какими-то саркофагами, чернел зев похожего на трубу подземного хода. Они молча ждали внизу три минуты, косясь на странный металлический агрегат, напоминающий то ли машину Тьюринга, то ли реквизит для фильма в стиле стимпанк, а потом Граф повел их сквозь темноту.

Песок под ногами стал как будто чуть более рыхлым. Да, точно: ноги теперь немного вязли, словно в болоте.

– Я промочил ботинки, – пожаловался Василий Иванович.

– Я тоже, – отозвался Никита.

Граф посветил фонарем: пол стремительно намокал, сквозь песок быстро проступала вода. Он прислушался: откуда-то издалека доносился звук, похожий на приглушенный гул.

– Вот что, господа, – сказал он решительно, – давайте-ка прибавим шагу.

Они пошли быстрее, потом побежали. Вода прибывала сначала немного, потом все скорее, так что уже очень скоро дошла Графу почти до колен, а Василий Иванович и вовсе брел со все большим трудом. Влага начинала сочиться сквозь кирпичную кладку, и Граф вдруг отчетливо осознал, что они находятся в огромной водопроводной трубе, на другом конце которой кто-то открыл кран.

Широкий луч фонаря уперся в тупик. Дальше ход шел вертикально вверх, поднимаясь метров на пять до круглого железного люка, к которому вели вбитые в стену скобы.

– Скорее! Скорее! Вверх, господа, лезьте вверх!

Граф поднимался последним и, бросив последний взгляд в подземный ход, увидел, как на него стремительно несется, наполняя тоннель, вал грязно-коричневой, бурлящей воды. Он едва успел прыгнуть и зацепиться за ступени повыше, как вода, скручиваясь водоворотом, стала стремительно подниматься следом. Наверху Филипп и Никита, вцепившись в железную ручку, пытались открыть люк, но смогли лишь немного поднять его так, что образовалась щель, достаточная, чтобы просунуть руку, но слишком маленькая, чтобы пролезть смог даже Василий Иванович. Через нее были видны в темноте деревья, мятущееся серое небо и израненная земля, безжалостно взрытая гусеницами танка, который, идя через лес, снес и раздавил в щепки розовый кладбищенский домик, одновременно заклинив механизм отпирания секретного люка под черным надгробным камнем.

Вода доходила Графу уже до пояса. Он поднялся, как мог, высоко, схватившись за одни ступени с Василием Ивановичем, и в отчаянии наблюдал, как мутная глинистая вода неумолимо поднимается выше, понимая, что здесь они и погибнут, нелепо и глупо. Василий Иванович пытался залезть выше, но не помещался на узких ступенях со старшими, и расплакался.

– Становитесь мне на плечи, Василий Иванович, – сказал Граф. – Ну же, становитесь!

Где-то в черноте леса мелькнули огни.

– Эй! – закричал Филипп, что было силы. – Эй!!! Помогите! Мы здесь!

Во тьме что-то зашевелилось, огни стали ближе. Теперь можно было отчетливо различить троих человек с лопатами и кирками, настороженно двигавшихся на крики.

– Эй!!! – надрывался Филипп, и вдруг сообразил. – Это Филипп Витальевич! Я тут!

Коричневая вода уже пузырилась у подбородка Графа, так что для вдоха ему приходилось задирать лицо вверх.

– Филипп Витальевич! – зазвучали наверху голоса. – Вот дела! Как же вы так?! Ну, погодите-ка, мы мигом!

Зазвенел металл, ударяясь о камень, вниз посыпалась земля и суглинок, засыпав Графу глаза. Он изо всех сил пытался держаться, но чувствовал, что силы его покидают. Через минуту сверху хлынула целая земляная лавина вместе с влажным, холодным воздухом, пропитанным лесными запахами прелой листвы. Камень тяжело отвалился в сторону, и несколько рук принялись вытаскивать воспитанников из ямы. Последним был Василий Иванович.

– Там Граф! – кричал он. – Граф остался!

В яме шипела и булькала бурая вода. Филипп вырвался из рук, уже кутавших его ватником, и прыгнул вниз, уцепившись одной рукой за верхнюю скобу, а другой шаря внизу. Пальцы хватали только воду и грязь.

– Никита, держи меня!

Тот бултыхнулся следом и вцепился товарищу в пояс. Филипп нырнул.

– Ну, чего там? Веревку бы! – переживали вокруг.

Вода забурлила, и над поверхностью показался Филипп, весь покрытый глинистой жижей и держащий под мышки Графа. Тот был без чувств.

– Помогите! Ну же! Вытаскивайте его!

Графа уложили на валяющуюся рядом дверь, некогда закрывавшую вход в кладбищенский домик, и столпились вокруг.

– Надо по щекам его похлестать!

– Себе похлещи!

– Набок переверните его! Вот так, видите, потекло!

– Я водки сейчас принесу! Мне от всех болезней всегда помогает.

При упоминании водки Никита оживился и сказал, что ему тоже потребно лечение. Граф закашлялся и открыл глаза.

– Что же за переполох там у вас, Филипп Витальевич? Мы слышим, стреляют как будто, а потом вдруг танк! Ну хорошо, мимо прошел. Только ограду снес и вот, старый дом развалил. А сейчас зарево. Случилось что?

Филипп отер лицо протянутым полотенцем, поплотнее натянул ватник, унял дрожь и ответил:

– Все в порядке у нас, мужики. Учения.

* * *

Вы, наверное, удивлены, что я еще жив? Благодарю, если искренне переживали и тревожились на мой счет: я сам умею беспокоиться лишь о других, но не о себе, и мне приятно внимание, хоть иногда по мне этого и не скажешь.

Сегодня мне не раз доставалось, но в последний раз как-то особенно крепко. Я лежал, засыпанный комьями жесткой земли, мелкими камешками и еще чем-то липким, скользким и теплым, и смотрел вверх. Небо казалось так близко, что, казалось, нависло над самым лицом: когда все вокруг – тьма, исчезает и время, и расстояние. Мысли были спокойными и плыли неспешно, как будто во сне.

Я лежал и думал, как обидно выходит: только решился наконец изменить свою жизнь, как оказалось, что менять уже нечего. Для меня нет места ни в каком из вариантов светлого будущего, как ни крути. Я и построить помогу его вряд ли. Но без меня вы не избавитесь от старого мира, а потом, если угодно, я вместе с ним отправлюсь на свалку.

Мне вспомнился Аристарх Леонидович, которого мы бросили умирать в его башне. Стала ли она ему мавзолеем? Воспользовался ли «наганом» Графа или