Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

были дым и испепеляющий жар. На верхних ступенях лестницы я оглянулся: сквозь приоткрытые двери Аудитории смутно различался силуэт царственной Девы на троне. То ли шок, то ли дым и сумерки стали тому причиной, но сходство показалось настолько разительным, что я невольно остановился. Вдруг витраж засветился: заполыхало пламя на факеле в руках Девы, многоцветие стекол засияло синевой, пурпуром, багрянцем и золотом, а через мгновение длинная крылатая тень перечеркнула его, и изображение взорвалось, разлетевшись мириадами огненных капель, подхваченных пламенем взрыва.

Внизу я нашел Графа. Он стоял посреди холла с автоматом на шее, напротив искореженных взрывом дверей Большой гостиной и курил, похожий на белогвардейского офицера, с презрением глядящего из ямы на красноармейцев расстрельной команды. Правое предплечье было перетянуто промокшей от крови повязкой. Он молча кивнул мне и глубоко затянулся.

– Последняя сигарета?

– Жду, когда полезет пехота, – ответствовал Граф, явно вознамерившийся уйти из этого мира по правилам чести.

– Не торопись, – сказал я. – Есть вариант выжить самим и вытащить отсюда мальчишек.

Он покосился с сомнением, но сигарету отбросил и сел на ступени. Я рассказал ему все: о связи часов и запирающего механизма подземной крипты, сторонах света, подвижных крессетах и потайном ходе, ведущем на кладбище, умолчав только о Компендиуме. Граф слушал спокойно, как будто без удивления, и только в конце усмехнулся:

– Выходит, он все-таки существует, этот таинственный клад фон Зильберов.

– И может всех нас спасти.

– Мария Аристарховна знает об этом плане? Она с ним согласна?

– Да, – твердо ответил я. – Спускайся к мальчикам, идите в подвал под домовым храмом и ждите нас там. По пути мы захватим Архипа. Если не появимся без четверти час ночи, уходите одни.

Граф с сомнением посмотрел на разбитые двери гостиной; мне показалось, что в нем спорили стремление к героической смерти и естественное человеческое желание выжить, причем последнее, без сомнения, проиграло бы, если бы его не укрепила ответственность за чужие жизни. Мы пожали руки. Наверху грозно гудело пламя, трещала горящая мебель, со звоном лопались уцелевшие стекла, раскаленные вихри несли по Усадьбе жар и удушливый дым. Граф отправился в обход по Верхней террасе, чтобы через окна Малой гостиной пробраться в Обеденный зал и оттуда уже пройти в кухню. У меня не было иного пути, кроме как сквозь пожар, и оставалось только надеяться, что я не сгорю и не задохнусь прежде, чем достигну будуара Девичьей башни.

* * *

– У меня один вопрос, – сказала Алина, передернув затвор. – Как ты узнала, что я знакома с твоим ухажером, к которому через своего человека запретила мне приближаться?

– Ты не удивилась истории про волка-оборотня, – ответила Машенька. – И что теперь? Застрелишь меня?

Отовсюду медленно наползал дым, окутывая сидящую на деревянном троне Деву полупрозрачной мистической завесой, и завивался у ее ног, словно клубок змей, явившихся послужить своей госпоже. Сквозь едкую дымную пелену глаза Девы светились, как расплавленное серебро. Вдруг прокатился еще один взрыв, сильнее и ближе прежних; дым взвился, заколыхались белесые покрывала на балдахине.

– Такой был план.

– Зачем? Неужели из чувства мести?

– Это ничем не хуже, чем убивать ради веры в то, что создаешь сверхчеловека, получив вместо него мутировавшую психопатку.

Машенька расхохоталась.

– Ты говоришь, как неудачница! Я подозревала, что ты заявишься, несмотря на мои просьбы и предупреждения, но все же надеялась обойтись без окончательного разочарования в человечестве. Пока не знаешь, ради чего живешь, не сможешь ответить и на вопрос, зачем убиваешь. В тебе определенно есть скрытая сила, но в том, что ты делаешь, нет никакого высшего смысла.

– Но я держу тебя на прицеле.

– Думаешь, что сможешь меня застрелить?

Сияние серебряных глаз стало ярче, и Алина увидела, как очертания девичьей фигуры на троне стали неуловимо меняться. Вначале она подумала, что это дымный морок, мираж, но преображение продолжалось, телесное, зримое, и в нем содержалось столько животной, витальной силы, что Алина невольно попятилась. Силуэт вытянулся, плечи расширились, руки и ноги обвили мощные гибкие мышцы, плотно охваченные белой тканью платья, которое, казалось, следовало изменениям, будто стало частью того странного существа, которое ныне представало перед Алиной, но особенно изменилось лицо: выдвинувшиеся скулы придали ему очертания звериной морды, глаза сузились, рот раскрылся, как пасть, обнажая выдающиеся клыки, еще миг – и напротив Алины, возвышаясь над нею почти на две головы, предстала хищница-сфинга во всем своем грозном великолепии.

– Неплохо, – проговорила Алина. – Но я видала и пострашнее.

Она вскинула ружье, и в этот момент сфинга прыгнула. Грянул выстрел; пуля пролетела мимо, отрикошетила от каминной полки и ушла в потолок, но и сфинга неожиданно для себя промахнулась. Этого не могло быть, прыжок был идеально точно рассчитан, но скрюченные пальцы на лапах вместо горла противницы схватились за пустоту, а сама она налетела на стену и упала, пребольно ударившись боком. Сфинга зашипела от злости, вскочила и прыгнула снова. Алина не успела дослать в ствол новый патрон и, перехватив дробовик на ствол, врезала им, как бейсбольной битой, с невероятной силой и точностью. Сфинге лишь в последний момент удалось подставить под удар приклада лапу, чтобы защитить голову, и она взвизгнула от пронзительной боли в предплечье. Происходящее было решительно невозможным. Она попятилась к трону; Алина мгновенно перезарядила ружье, быстро прицелилась и ошеломленно застыла. На кресле сжалась дрожащим комочком Машенька; тоненькие плечи тряслись не то от страха, не то от рыданий, она в ужасе прикрывала лицо руками и поджимала босые ножки, путающиеся в длинном подоле белого платья. Это было так неожиданно, что Алина опустила оружие, но уже в следующий миг поняла причину внезапной метаморфозы.

– Брось ружье, – произнес позади нее голос, от которого перехватило дыхание.

Совсем недавно она готова была отдать что угодно за эту встречу. Сейчас никакая цена не казалась высокой, только бы встреча эта не состоялась.

Алина медленно повернулась. Его лицо было покрыто мелкими ранами от порезов и пятнами копоти, волосы отросли едва не до плеч, щетина превратилась в бороду, но глаза были теми же, серыми, холодными и бесстрастными, совсем как в тот день, когда он выставил ее из своей квартиры, чтобы потом бесследно исчезнуть – как думала она, навсегда. В руке он держал пистолет, ствол которого был направлен ей в грудь.

– Машенька, это Алина, – проговорил Гронский, не сводя с нее взгляда. – Она периодически преследует и убивает моих женщин.

– Только тех, кто не вполне человек, – ответила Алина.

– Мы уходим, – сказал Гронский. – Граф с воспитанниками уже ждет нас в подземелье у крипты, и…

Машенька с воплем подскочила