По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева

Особенно возмущался существованием этой колоды Ясем Тарек. Тем более, что он тоже входил в число «избранных» американцами целей, подлежащих уничтожению, но не попал в колоду. С одной стороны это его радовало — не так усердно искали, а с другой — уязвляло самолюбие. «А ты пойди, сдайся, — подначивал его Петр. — С условием, что тебя включат в короли и валеты». Эти шутки Горюнов себе позволял уже после того, как Тарек открылся и Петр его завербовал.

Париж, 2019 год

Ночной рейс вымотал, поспать в самолете не удалось — орал младенец в соседнем ряду, и проснувшийся в съемной квартире Михаил Гаспарян не торопился вылезать из-под одеяла. Низкая кровать стояла напротив стены, состоящей из сплошных французских окон. От них тянуло сыростью и сквозь них проникал тусклый свет пасмурного парижского утра.

То и дело раздавался дребезжащий звук — то ли за стеной у соседей срабатывал будильник, то ли это с улицы доносились звонки велосипедистов. Улица, как успел понять Михаил, когда вчера его высадил таксист, небойкая, старый район. По большей части тут слоняются туристы или ездят на велосипедах доставщики.

Запахи чужого жилья беспокоили — ваниль, кожа от старого дивана, что у окна, одеколон и кошачий дух. Кошка появилась на рассвете на узком балконе, серая, с бежевыми подпалинами, заглядывала в окна, выискивая, по-видимому, прежних постояльцев, которые ее подкармливали.

Она и сейчас сидела там на кафельном полу, сердитая и мокрая. И время от времени мяукала. Михаил достал из несессера, стоящего рядом на тумбочке, капли и закапал в глаза, раздражаясь от этой вынужденной процедуры. Затем он все же вылез из-под одеяла и, ежась, дошел босиком до балконной двери. Едва он открыл ее, кошка тут же неторопливо вошла, словно не очень-то ей этого хотелось, потерлась о его голую ногу, вызвав своей мокрой холодной шерстью волну мурашек.

— Что тебе надо? — спросил он ее по-французски, догадываясь, что по-русски она не поймет.

Кошка мяукнула и снова устремилась к его ноге выразить верноподданические чувства, однако Михаил увернулся, не испытывая умиления от мокрой шерсти.

— Погоди, я посмотрю в холодильнике, — он прошел на узкую кухню. Вдоль одной стены висели деревянные голубые полки, и посуда в них стояла грубая, деревенская керамика с петухами.

Продукты хозяева квартиры оставили на первый случай, в том числе и молоко. Михаил налил в блюдце немного и предложил непрошенной гостье. Француженка не отказалась и с урчанием бросилась к миске.

Михаил направился в ванную с высоким темно-серым потолком, напоминающим душевую в доме инструктора ИГ Аюба в Эр-Ракке. Откуда Михаилу — инженеру-судостроителю из Питера, мечтавшему поехать в Париж, знать какого-то Аюба, да и как бы он попал в Сирию, в центр черного халифата? Зато знал это Горюнов, примеривший на себя очередную личину — теперь инженера. Его смуглая кожа (перед поездкой пришлось сходить в солярий, чтобы более светлая кожа под сбритой бородой сравнялась тоном с верхней загорелой половиной лица), карие глаза (линзы, из-за которых приходилось капать увлажняющие капли) и выдающийся по габаритам нос на худощавом лице — все это вполне вписывалось в новый образ армянина-полукровки, и образ подкреплялся опытом работы в Стамбульском порту.

Неделю он ждал визу из французского консульства в Питере. Пришлось дважды слетать в город на Неве, когда подавал документы на визу и когда благополучно забирал готовый Шенген. Он указал место работы судостроительный завод «Алмаз», зарплату в полсотни тысяч рублей, холостяцкое семейное положение, подозревая, что где-то на заводе в самом деле трудится настоящий Михаил Гаспарян, мечтающий слетать в Париж. Может, он собирался там подцепить француженку, чтобы изменить наконец свое холостое положение?

Горюнов же собирался «подцепить» в ближайшее время старину Тарека. Перед вылетом из Москвы Петра настиг телефонный звонок Александрова.

— Ты где? — спросил Евгений Иванович требовательно.

С трудом поборов желание ответить: «В Караганде», Петр поинтересовался в ответ не менее «оригинально»:

— А вы где?

— Ты уже в аэропорту? — проигнорировал его выпад генерал.

Горюнов прикинул, откуда бывший шеф знает о времени его вылета в Париж. По всему выходило — от шефа нынешнего. И к чему Уваров решился доверить Александрову эту информацию?

— Пока ты мозгуешь, — хмыкнул в трубку Евгений Иванович, догадываясь о ходе мыслей Петра, — я подъеду в аэропорт. Надо переговорить. Время до вылета еще ведь есть.

— Если думаете меня отговорить лететь…

— Я был против твоей поездки, не скрою.

Петр догадывался, что дело не в личной привязанности генерала к его персоне, а в корыстном интересе. Если Горюнова схватят за границей представители «дружественных» спецслужб и займутся им вплотную, используя разнообразные спецсредства, то от развязавшего не по своей воле язык Горюнова в большей степени пострадает именно подведомственная Александрову служба. Поэтому он всячески старался предотвратить выезд Петра куда бы то ни было. Названивал Уварову каждый раз, когда Горюнов собирался в Сирию.

«Все-то он знает наш дражайший Евгений Иванович», — подумал раздраженно Петр, понимая, что встреча в аэропорту надвигается с неумолимостью скоростного поезда, а сам Горюнов беспечно улегся поперек рельсов.

Теперь в Париже он вспомнил ту встречу в ночном «Шереметьево-2» и почувствовал запоздалую обиду на Александрова. Генерал вроде приехал с оливковой ветвью мира, пообещал, сгоряча наверное, связаться с Тареком и вывести его на встречу с Горюновым во Франции, чтобы тому не пришлось искать иракца в «чреве» Парижа. Хотя Петр по этому поводу не слишком беспокоился, он кажется в любой точке мира знал, как найти своего верного напарника.

Разговор снова стал напряженным, когда Александров сказал, что Петр злоупотребляет его хорошим отношением. Тарек не его карманный агент, чтобы использовать его, заставлять рисковать почем зря, даже для сведения личных счетов. Евгений Иванович небезосновательно считал, что несколько лет назад Горюнов, встречаясь с Тареком, попросил его поквитаться с Галибом — сотрудником турецкой спецслужбы, участвовавшим в перевербовке Петра и отдавшим приказ убить Зарифу. Он же был виновником смертей Дилар — матери Мансура и разведчика Теймураза Сабирова — друга Петра. В общем, многое сходилось на персоне этого самого Галиба.

Под высокими фермами зала аэропорта разносился металлизированный голос диктора, объявлявший рейсы по-русски и по-английски, пахло сэндвичами и кофе, гулял сквозняк, а за высокими окнами шел то ли снег, то ли дождь, и стекла блестели тысячами капель, в каждой из которых отражалась вереница такси, подъезжавших ко входу в терминал аэропорта.

Слово за слово, разговор незаметно перешел на личности. И Александров вдруг сказал, что он всегда считал Горюнова не тем разведчиком, который ему подходил для марафонской работы.

— Ты, скорее, боевик. Тебе бы пострелять, подраться… Все