По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева

на тарелку Петра и скривил очень смуглое лицо. Оно нисколько не утратило загар после, хоть и мягкой, европейской зимы. — Но сперва поесть бы чего-нибудь. Только не это, — он брезгливо ткнул в раковины улиток. — В этом богоугодном заведении есть что-нибудь похожее на еду?

— Мясо? — уточнил Горюнов с ухмылкой. — Найдется.

Тарек сделал заказ, подпер крупными почти квадратными ладонями подбородок и в ожидании уставился на бывшего напарника Кабира Салима. Подлинного имени его он не знал. При достаточно высокой степени доверия, которую с небольшой натяжкой можно было назвать дружбой, привязанностью, Петр не решался выдавать ему даже эту информацию, не говоря уже о многом другом. Вот и сейчас он изложил Тареку полученную из Пакистана информацию очень сдержанно. Сухие факты.

— Захид Джад? — переспросил полковник, глубоко задумавшись. — Знавал я одного… Да и дочь его помню. По возрасту та, которую ты описал, вполне может быть его дочерью. Только я видел ее совсем маленькой, да и то мельком. Неужели не помнишь? Захид аль-Тикрити Алия Ишмаил. Приближенный Саддама-сайида. Он вился около него, был дальним родственником. И, как я предполагаю, он и сдал место схрона Саддама.

— Это доказано? — оживился Горюнов, в самом деле припоминая наконец, где он слышал имя отца Джанант. Оно и правда частенько звучало с экрана телевизора, из новостей. Что-то о строительстве больницы в Багдаде. Или ремонте?..

— Зачем тебе доказательства? Недостаточно моего веского слова?

— Ну вот, а я все ждал, когда ты начнешь язвить. Даже заскучал, хабиби.

— Раз я оправдал твои ожидания, — Тарек пригладил усы, — давай выпьем, что ли, за встречу. Водки бы… Ты с собой не привез? — увидев как Горюнов с улыбкой покачал головой, Тарек подозвал девушку-официантку. — Что у вас из крепких напитков?

— Пастис, — весело ответила худощавая девушка, стреляя глазками в понравившегося ей Горюнова. Тот лучезарно улыбался в ответ, впервые похвалив мысленно своих «визажистов-парикмахеров». Ему подкрасили волосы, убрав и без того незначительную седину. И вот результат!

— Мой юный друг, — заметил эти переглядывания Тарек, — любитель крепких напитков, а этот ваш пастис — бурда.

Девушка охотно кивнула и пожала плечами.

— Несите, — махнул рукой Горюнов, — и водички холодной.

Он знал, что сорокаградусный пастис с лакрицей и анисом. Сорок градусов его нисколько не беспокоили, а вот вкус аниса оставлял желать лучшего. Его, как и турецкую анисовую водку, лучше разбавлять.

— Так что, старый, думаешь, родственница того самого Захида объявилась? — Горюнов смотрел в глаза Тарека. — Если, говоришь, отец предал Саддама, как его дочь в ДАИШ угодила? Там ведь сплошь сторонники Саддама, тем более в Ираке, где она и была замечена. Одета богато, с телохранителями. Что-то не клеится одно с другим.

— Во-первых, о предательстве Захида нигде официально не сообщалось. Это мои личные выкладки. И люди из моей группы в Багдаде тоже склонялись к такому же мнению. Мочили мы американцев и кое-кого из наших, кто остался жив и не эмигрировал. Таких подозревали априори. И доказательства не нужны. Подкупленные людишки, однозначно. Так вот и Захид был одним из тех, кто безбоязненно оставался в Ираке, и на свободе. Про них американцы создали легенду, чтобы прикрыть своих помощников и осведомителей. Дескать, коалиционные силы — справедливые и демократичные — не всех чиновников правительства Саддама отдали под суд и казнили, поскольку некоторые из правительства работали на тирана из-под палки, из страха за своих близких. Из подобных Захиду строили новую власть, подконтрольную Штатам. На первых порах им нужны были чиновники-советники, осведомленные о нашей иракской кухне. Потом они и тех слили. Начали менять на шиитов.

— А во-вторых? — Горюнов перебил, понимая, что, если Тарек заведется по поводу шиитов, далеко уйдет от темы. Он налил в бокалы воды из графина, пастис приобрел мутный, слегка молочный оттенок, оправдывая свое название, в переводе означающее микстуру.

— Во-вторых, когда Захида турнули из этих самых штатовских советников, он мог броситься искать защиты у кого угодно. В том числе и у формировавшихся тогда групп даишевцев. Он боялся нас, боялся американцев — вот и нашел лазейку… А положение среди них мог занять солидное. Все же саддамовский чиновник высокого уровня. Даишевцы закрыли бы глаза на то, что он некоторое время работал в переходном американском правительстве.

— Почему?

— Теряешь сноровку, — Тарек посмеялся, выпил. — Ну и бурда же! И курить тут нигде нельзя. Что за страна! Как ты-то без табака держишься?

— С трудом, на одном энтузиазме и раздражении, что ты тянешь кота за хвост.

— Если уж тянуть, то местного, в сапогах, — блеснул знанием французских сказок полковник.

Горюнов вспомнил, что у Тарека не так давно родилась дочка. Он представил себе Тарека читающего ей Шарля Перро.

— Ради престижа они его взять могли, проигнорировав общение Захида с американцами. А за папашей подтянулась и его дочь. Женщины берут все большую власть в структурах террористических организаций. Ну, тебе это наверняка известно… — Тарек задумчиво подергал себя за ус. — Тогда становится понятным, почему она представлялась полным именем, чтобы все понимали, чья она дочь, да и сама, небось, уже стала дамой авторитетной в этой среде. Да зачем она вам? Там подобных ей хватает.

Горюнов промолчал, не произнося вслух то, что вертелось на языке. Что если Захид не ударил горшок об горшок с американцами, а по их заданию двинул к игиловцам? По сей день продолжает выполнять задания церэушников, а заодно и дочь приобщил. Семейный бизнес? С американскими спецслужбами, маячащими за спиной, Джанант может себе позволить спокойно разъезжать везде по Ираку с телохранителями.

— Приметы ее уж больно общие. Ну, женщина, ну, красивая женщина, — Горюнов достал пачку сигарет, поставил перед своей тарелкой — тем и утешился ненадолго. — Татуировка вот только. Как думаешь, могла дочка такого чиновника нанести татуировку? Что это означает?

— Ничего. У некоторых иракских семей в традиции. От бедуинов пошло. Им цыгане татуировки делали. На лице женщинам, на руках, на животе, на груди. Была у меня одна дамочка… Ну что ты смотришь с осуждением? Моя Бадра погибла к тому времени. Надо же было мне устраивать как-то личную жизнь. Так вот у девицы той на животе была цепочка геометрических фигур.

— Давай не твоих дам вспоминать, а припомни-ка ты, как она выглядела, когда ты ее видел? Опознать сможешь?

— Джанант? Видел только маленькой. Хотя опознать, вероятно, смог бы. Давай-ка я озадачу моих ребят. Пускай осторожно разузнают в кругах ДАИШ о нашей девушке. Кто что слышал? Наверняка земля слухами полнится. Где она обитает, чем дышит. Алим у меня заскучал без дела. Его то ваши бомбят, то сирийцы. Только успевай уворачиваться. Он, конечно, парень верткий, искусству этому научился еще под моим