По острым камням - Ирина Владимировна Дегтярева

— Охо-хо! Вы будете до конца жизни иракскими офицерами. И вас за километр видно, кто вы есть. А среди французов затеряться не вы одни жаждете. Сегодня натолкнулся на старого знакомого из ДАИШ, с которым бок о бок воевал в Сирии. «Увидеть Париж и умереть» — есть в России такое расхожее выражение. Только эти мои «знакомые» не просто хотят тут умереть, но и потащат за собой массу парижан.

— А что вам дался Пакистан? Вот уж ради кого я бы не ударил пальцем о палец, — Тарек выпил еще пастиса. — Что же за гадость эта микстура!.. Пакистан принял сторону Ирана, а во время войны в Персидском заливе так и вовсе воевал против нас.

— Насколько мне известно, многие пакистанцы поддерживали захват Кувейта Саддамом. И кстати, не полезли они к вам и в 2003 году.

— Просто испугались таких, как я и мои коллеги из армии и разведки, перешедших на нелегальное положение и долбивших американцев. Мы бы и им дали прикурить.

— Мы с тобой ведь еще были в Багдаде, если память мне не изменяет, когда иракцы подписали с пакистанцами оборонный пакт, — напомнил Горюнов. — Теперь у вас мир, дружба, любовь. Нефть льготную вы поставляете пакистанцам. Чего ты, хабиби, сердишься? Лучше бы рассказал мне, как вы работали по Пакистану. Любопытство гложет, знаешь ли.

— Уймись! Выпей лучше этой анисовой микстурки и отправляйся домой. В Москву, в Москву! — вдруг выдал чеховскую фразу Тарек.

Он несколько десятков лет назад приезжал в Москву в рамках программы обмена опытом. Уже после того, как Горюнов его завербовал, полковник ему рассказывал, что в столице СССР кагэбэшники таскали их группу офицеров по театрам, наверное, чтобы отвлечь внимание от секретов, которыми не стремились делиться с иракскими коллегами. Зато Тарек познал секреты постановок чеховских пьес.

— Я-то уеду… — Горюнов постучал сигаретной пачкой по столу, повертел ее в длинных пальцах. — А ты так и не порадуешь старого друга информацией?

— Как мы работали по Пакистану? — Тарек покачал головой. — Мы же с самого начала договаривались, что против Ирака я никакой информации давать не стану, хотя бы и устаревшей. Даже если это уже не та страна, в которой я родился, за которую воевал с персами…

— Оставь патетику для слабонервной публики. Я тебя про девицу спрашиваю. И кстати, ты так и не ответил про татуировки… Ее семья состоятельная, как я понимаю, люди образованные, с чего она увлеклась старыми бедуинскими традициями? Тем более, в ДАИШ наколки не в почете. У радикальных-то мусульман…

— Ты жил в Ираке и так и не понял, — вздохнул Тарек, — что ни образование, ни самое изысканное общество, в котором мы вращались, не отменяют племенные условности и традиции. Они слишком сильны. Тем более во времена Саддама-сайида мы не были такими уж рьяными мусульманами. В светских рамочках.

— У каждого они были свои? — догадливо уточнил Петр. — У кого-то пошире, у кого-то поуже? Ты же рассказывал, что твоя жена была очень набожная?

— Хаджа Бадра, — произнес Тарек, грустно улыбаясь. Он тронул ворот рубашки, под которой на цепочке висел офицерский жетон погибшего сына. Это все, что осталось у Тарека от прошлого, от семьи, которой в одночасье не стало. — Бадра была такой. Но и Хануф воспитана в строгости. А у тебя жена набожная?

— Смотря с какой стороны посмотреть, — хмыкнул Горюнов. — Ты лучше сосредоточься на нашей Джанант. Да-да, теперь нашей. Первое, — он выложил на салфетку пустую раковину от улитки. — Установить ее личность. В самом ли деле она дочь того самого Захида, — Петр поднял руку в предостерегающем жесте. — Я понял твою точку зрения. Ты уверен, что она его дочь. И все-таки. Нужны доказательства. Желательно заполучить ее биографию, где родилась, где училась, с кем…

— Ну, допустим, — кивнул Тарек.

— Второе, — Петр выложил вторую ракушку. — Где сейчас сам Захид, если жив? Чем дышит, с кем преламывает хлеб? Третье, — он взял было еще ракушку, но, поймав скептический взгляд Тарека, бросил ее обратно, и она с костяным стуком ударилась о фарфор, сделав почетный круг по кромке тарелки. — Третье, — повторил Горюнов, — где наша девушка теперь находится, как на нее выйти? Очень хочется поглядеть ей в глаза. Как тебе такое партийное задание?

— Я не состоял в вашей партии, а ты, кажется, не был в БААС, — отшутился Тарек. — А что касается четвертого пункта. Он тебя не интересует?

Горюнов догадывался, что провести полковника непросто. Он и не пытался. Однако и банальное замалчивание проблемы Тарек прочел как открытую книгу.

— Тебя же волнует принадлежность Захида к ЦРУ, а через него и отношение дочурки к той же конторе? Разве я не прав? Что ты улыбаешься?

— Допустим, прав. Но я ведь не знаю, кто там у тебя и какими топорными методами будет добывать для меня информацию? Всполошат наших американских бравых парней раньше времени. А зачем им волноваться? Еще язву, чего доброго, наживут.

— Ты уж лучше подумай о том, как бы тебе побыстрее уехать в Москву. Мне не нравится твоя «случайная» встреча с тем парнем из ДАИШ. Будь я твоим начальством, я бы вовсе тебя из Москвы не выпускал.

— Перестраховщик, — проворчал Горюнов, достав бумажник и выложив деньги на маленький круглый поднос, принесенный официанткой вместе со счетом.

— Я — контрразведчик. А ты хоть и считаешься контрразведчиком, но остался нелегалом, — Тарек прятал за раздражением беспокойство. — Если хочешь жить, меняйся.

Горюнов не слушал предостережений, прикидывая, мог ли Джон Коунс из ЦРУ, тот самый, что рука об руку с турецкими спецслужбами участвовал в вербовке Горюнова в Стамбуле, работать заодно и по Ираку. Не общался ли с Захидом?

Они оба не торопились вставать из-за стола, хотя официантка уже забрала деньги, весьма довольная чаевыми.

— Смотри-ка, дождь пошел, — Тарек поглядел в окно на криво иссеченное струями стекло. Дождь бросало горстями в витринные окна с резкими порывами ветра.

— А она тебя знает? — Горюнов сложил из бумаги пароходик и поставил на подоконник. — Уплыть бы на нем куда подальше…

— Да ты, куда ни уплыви, найдешь там чем заняться, — подмигнул полковник. — Тем более за морем-океаном самая работа. Она?.. — переспросил Тарек, словно только услышал. — Даже если не знает лично, вернее, не помнит, то папаша ее просветит, кто я и чем им грозит мое приближение к их семейству на расстояние… — он задумался, подбирая слова.

— Выстрела, — услужливо подсказал Петр. — Только каким образом папаша сможет ее просветить, если она окажется, скажем так, изолированной от своей привычной среды общения?

Тарек посмотрел на Горюнова с жалостью, как на слабоумного.

— Ты в самом деле