Влияние - Бентли Литтл

чтобы оставить Магдалену, с того самого времени, когда узнал о том, что произошло на новогодней вечеринке, но принять решение его вынудил Холт. Ни одна работа не стоила таких опасностей. И опасностей не только физических, но и опасностей для его души. Бог был сердит на Магдалену, и чем скорее он, Гонсалес, уберется отсюда, тем лучше. Хороший ветеринар никогда не пропадет, на них всюду спрос. Работу он может найти в любом месте, где есть ранчо или фермы. Ему нет никакой нужды оставаться. Нет, место это ему нравилось и он обзавелся тут множеством друзей, но дела стали развиваться по плохому сценарию и продолжали быстро ухудшаться.

Его сотовый практически перестал ловить сигнал, который раньше мог быть и сильным или, наоборот, слабым, а теперь вообще не поступал. Вай-фай пропадал, и даже стационарный телефон работал от случая к случаю. Прежде Гонсалес полагался на проводной интернет, хотя он и работал довольно медленно, а когда в случае чрезвычайных ветеринарных обстоятельств требовалось что-нибудь найти, а таких за последнюю неделю было у него немало, отключенный интернет становился бесполезен.

Сила, которая действовала здесь, блокировала все.

Та же сила, что создавала монстров.

Потому что теперь пострадавшими были уже не только ранчеро. Проблемы охватывали все больший круг. За последние несколько дней он видел домашних питомцев с симптомами и поведенческими особенностями, каких он не только раньше не встречал, но и вообразить себе не мог; коты и собаки не только болели, но и изменялись: внезапно облысевшая немецкая овчарка родила попугая ара, у кролика отпали уши, а на их месте выросли рога.

Может быть, он мог бы остановить все это, может быть, у него был шанс пресечь все это на корню, но Холт был прав, он не отправил образцы на анализ. Не мог. Потому что чаши Петри, как только он привез их к себе в офис, попа́дали на пол. Или, чтобы уж быть точнее: спрыгнули на пол. Вернувшись из туалета, он успел увидеть, как последняя чаша спрыгнула со стола, куда он ее поставил, упала на пол, и ее серое клейкое содержимое разлилось, присоединилось к слившейся слизи других образцов, растекшейся по плитке. Вся эта клейкая лужа подрагивала, как живая, и вызывала у него такое отвращение, что Гонсалес задержал дыхание, словно опасаясь ядовитых паров, и вылил на лужу бутылку спирта, думая, что это убьет ее. Клейкая масса растворилась, превратилась в дымчатого цвета жидкость, и он поспешил выйти из комнаты в кладовку, надел перчатки и хирургическую маску, а потом вернулся со шваброй и совком, которые сразу же после уборки выкинул в мусор.

Он собирался еще раз объехать пострадавшие ранчо и собрать новые образцы из мертвых тел, но потом ему стало известно, что же случилось на самом деле, и он побоялся возвращаться за образцами. С тех пор он избегал Холта и других ранчеро, хотя и понимал, что этот день настанет. Но несколько дней назад он подумал, что, видимо, пора ему убираться из Магдалены.

Теперь он знал, что случилось.

Он был доктором, и слова «профессиональный долг» были для него совсем не пустыми словами, он прилежно осматривал всех пациентов, которых ему приносили, – даже жутковато насвистывающего кота миссис Спуки, хотя ни объяснения, ни совета хозяйке он так и не смог дать, – но, закончив прием, он тут же отпустил домой Ханин, закрыл офис и отправился домой собирать вещи. Он чувствовал угрызения совести оттого, что не сказал Ханин правду, позволив ей думать, что они просто закрываются на один день, но он не хотел, чтобы о его планах знало оно.

Что бы это оно собой ни представляло.

Но он решил, что, как только уедет отсюда и окажется в безопасности, тут же свяжется со своей секретаршей и возместит ее потери. Он собирался послать ей чеком увольнительные и рекомендацию. Не то чтобы ей была особая польза от его рекомендации в Магдалене. Но она была умна и амбициозна – может быть, его рекомендация подвигнет ее на поиски работы в другом месте. Черт побери, может быть, он даже сам ее пригласит, когда найдет себе новое место и там обоснуется.

Но сначала главное.

Ему нужно было унести отсюда ноги.

Он закончил прием и следующие два часа провел, загружая в машину свои книги, лекарства и медицинское оборудование. Приехав домой – в дом, который он арендовал у Кэла Демхолма, дружка Камерона Холта, – Хосе собрал свою одежду и важные личные вещи. Уже стемнело, его фургон был набит под завязку, но много вещей еще оставалось, а потому он сделал паузу и принялся думать, что ему делать. Он собирался уехать и не возвращаться, но теперь понял, что это невозможно, что ему предстоит сделать три, а то и четыре ходки, чтобы вывезти все свои вещи, и самое умное, что он мог придумать, это дождаться утра, съездить в Тусон, найти складское помещение, потом взять в аренду грузовичок и вернуться за всеми остальными вещами. Несколько дней он мог бы пожить в отеле, пока не примет решение, что делать дальше.

От стука в окно он подскочил на месте.

Хосе повернулся и увидел ярко-красный рот размером с его ладонь; рот ударился о стекло, потом сдал назад на мгновение и снова ударил по стеклу. Существо это походило на выросшую до более крупных размеров версию тех мотыльков, что появлялись из мертвых коров Холта, только этот мотылек не рассыпался. Напротив, он старался проникнуть в дом, снова и снова бросаясь на стекло. Его бессмысленная решимость вынудила Хосе принять решение: уехать сегодня, а вернуться завтра, когда рассветет. Мотылек напугал его, и он взял последнюю коробку с книгами и понес ее в фургон.

Мотылек врезался ему в голову.

Он ощутил что-то вроде ожога в том месте в районе уха, куда ударился мотылек, словно тот был из раскаленного металла. Хосе вскрикнул и приложил ладонь к голове. Ухо у него горело и было липким на ощупь, а на руке, когда он посмотрел на нее, была кровь. Он быстро запрыгнул на заднее сиденье машины, оставив коробку на земле. Он захлопнул дверь, прежде чем мотылек успел броситься на него еще раз, потом перебрался по своим вещам на переднее сиденье.

И тут с потолка машины на него прыгнуло существо, похожее на паука, и уселось на его руке.

Гонсалес вскрикнул и попытался сбросить его с руки, но паучьи ноги вонзились в его кожу, а его маленькая плоская голова наклонилась, раскрылся рот и клыки