Ночные гости - Альбина Равилевна Нурисламова

Короче говоря, Роман сбросил тело в ближайший овраг. Глубокий, на дне ручей шумел, найдут нескоро. И будут ли искать? Еще и дождь льет, все следы смоет, как удачно!

– Старик был жив, – голос диктора звучал размеренно и отстраненно, словно приговор зачитывал, – но вскоре умер от травм, полученных при ударе и падении в овраг, плюс – было сильное переохлаждение. Никаких шансов выжить, хотя ты мог его спасти. Однако струсил, обрек на смерть и скрылся.

Роман хотел сказать, что ему жаль, но, если честно, жаль не было. Он как тот вор, который кается не в том, что крал, а в том, что попался.

– Только далеко ты не уехал, – прозвучал издевательский свистящий шепот, а после радио умолкло.

Роман понял, что навсегда умолкло, насовсем. Он больше не услышит человеческих голосов, даже призрачных: в этом месте царят туман и тишина.

Он умрет и сгинет, как и тот старик, и оба они станут блуждать по Белому, как десятки и сотни других.

«Вы не сможете покинуть наш город», – гласила надпись на указателе, и Роман сознавал, что это правда.

Ночные гости

Семен был человеком мрачным, молчаливым, нелюдимым, потому и дом себе построил не в деревне, подле людей, а в лесу. Но в деревне его уважали: кому помощь нужна – поможет, слов на ветер не бросает, коли что обещал, так выполнит непременно.

Хозяйство у него было крепкое, богаче многих Семен жил: в город ездил – торговал пушным зверем, дарами лесными.

Долгое время Семен был одинок, видать, не мог девушку по сердцу найти, а потом, четыре лета назад, женился. Пелагея была не местная, не из деревни, даже не из ближайших деревень. Привез ее Семен из города, там они встретились, познакомились. Была она сирота, одна на белом свете – так сама о себе говорила. Нравом Пелагея была совсем другая, не такая, как Семен: общительная, улыбчивая, на язык бойкая, красивая и легкая, как птичка.

Жили хорошо. Когда появлялись вместе в деревне, другие девки завидовали счастью Пелагеи: румяная, ладная, глаза сияют, одета, как барыня, муж, сразу видно, пылинки сдувает, работой тяжелой не мучает. Да и Семен к лучшему изменился: оттаял при молодой жене, помягчел сердцем, суровая складка меж бровей разгладилась, улыбаться научился.

Год прошел, другой, третий, а на четвертый все и случилось. Как обычно, уехал Семен в конце лета в город. Путь неблизкий, но привычный, дорогу он знал, лошади добрые.

Пелагея его проводила, а за пару дней до отъезда Семена вместе с мужем в деревню наведалась. И с той поры никто ее не видел.

Бывало, если его долго не было, она приходила в деревню, говорила, что ждет мужа, скучает. Но не в этот раз. Как Семен уехал, так Пелагея в деревню не являлась. Никто плохого не предполагал, не волновался. У всех своих забот хватает. И потом, не впервые же Пелагея осталась мужа ждать.

Не побеспокоились, в общем, никто не подумал наведаться в лесной дом, поглядеть, как там она, одна. Горько потом жалели, корили себя, да что уж…

Семен вернулся – и нашел любимую жену мертвой, с пробитой головой. Видать, лихой человек забрел в те края, увидел женщину беззащитную и сотворил дурное дело. Погубил Пелагею. Вот какое горе!

Похоронив жену, Семен еще нелюдимее стал. Свет, что зажегся в его душе, погас. Ссутулился он, почернел; как ни пытались люди помочь, все попытки отвергал. Опять зажил одиноко, не желая никого близко подпускать – ни к дому, ни к сердцу.

Сентябрь прошел, за ним октябрь. Наступил ноябрь, конец осени. Первый снег выпал, прикрыл раны земли – рытвины, канавы, грязь, но снова растаял.

Семен вышел рано утром на порог дома и увидал на крыльце следы. Комья грязи, разводы, как будто кто-то потоптался и ушел. Семен, опытный следопыт и охотник, видел, что приходил не один человек, а двое: следы были побольше и поменьше. Мужчина сдвинул брови, огляделся – никого. Ничего необычного. Но ведь был же кто-то, приходил ночью, а он не увидел, не заметил, не услышал.

Собака, верная Жучка, была дома, спала возле печи, тоже не подала знака, что снаружи чужаки.

– Как же так? – спросил ее хозяин, и она поджала хвост, головой завертела, а потом морду вниз опустила, будто поняла.

Ладно, чего уж. Отныне он будет в оба глаза смотреть, слушать станет внимательнее, а Жучку на улицу выпустит – пусть дом охраняет.

Следующей ночью Семен проснулся: тишину разорвал собачий лай.

Вскинулся, сна ни в одном глазу, бросился к окну. Темно, не видно ничего, на луну тучи набежали. Жучка все заливалась лаем, и Семен, хорошо знавший свою собаку, понимал, что нет в ее лае ярости, злости, остервенения. Так и видел внутренним взором, как Жучка опустила хвост, уши прижала, брюхом припала к земле и пятится от врага. Не лает даже, а визжит, скулит от страха.

Что ее напугало?

Семен был охотником, не было в лесу зверя, которого он боялся, но здесь что-то было не так. Нутром чуял Семен: за стеной дома, за толстой деревянной дверью, вовсе не дикий зверь бродит. И не вор, забредший невесть откуда, жадный до чужого добра, рассчитывающий поживиться.

Жучка взвизгнула и, похоже, в лес убежала, потому что лай ее послышался издали, вспорол ночь – и пропал. Чтобы Жучка, верная Жучка, которую Семен подобрал крошечным щенком, преданная хозяину, бросила его? Не могло такого быть.

Однако не слыхать больше ни собачьего лая, ни визга – только шаги. По двору бродил кто-то, чавкала земля под ногами незваного гостя или гостей, скрипели ступени крыльца, но ни голосов, ни перешептываний не слышно.

Что им нужно? Зачем явились?

Семен не узнавал себя. Смелый человек, о храбрости и силе которого все кругом знали, стоял возле двери, сжавшись в комок от ужаса, прислушивался к тому, что творилось снаружи, не решаясь отворить дверь и выглянуть, разобраться.

Так и сидел, пока светать не начало. Стал заниматься серый рассвет, и Семен рискнул высунуть нос за дверь. Жучки не было: убежала среди ночи и не вернулась. Крыльцо было истоптано, ночные гости нанесли грязи – уж точно не скажешь, даже если и захочешь, что визит их показался, почудился спросонок.

Нужно было идти в лес, силки проверить. В деревню тоже следовало съездить, имелись кое-какие дела и там. Но вместо этого Семен вернулся в