Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс

Подтяжки-от-Камо останавливается. Бородач, уже отошедший на два шага от всего этого, тоже останавливается, и его бензопила работает вовсю.

Я прослеживаю, чья рука держит топор, – оказывается, это Джослин Кейтс, ее грудь вздымается, губы натянуты на зубы, ее глаза чуть ли не извергают пламя.

– Это тебе за моего сына, – говорит она сквозь зубы, она заносит топорик за спину, чтобы нанести удар теперь еще и за мужа.

Дорогих тебе людей все равно не вернуть, нет. Но в попытках можно убить себя.

Мой отец опускает взгляд на эту полевую разновидность операции на открытом сердце. Из его груди вытекает что-то черное и комковатое, но жидкое, как озерная вода.

Явно ничего такого, что он хотел бы видеть.

Не глядя, он одной рукой останавливает в замахе топор, которым Джослин собирается нанести еще один удар, и направляет его обух на переносицу Джослин, из чьего носа тут же начинает хлестать кровь.

Джослин падает, как тряпичная кукла, а мой отец, вместо того чтобы просто зашвырнуть топор куда подальше, хватает его, как бейсбольную биту, чтобы крепче держать в руках, и, раскрутившись, выпускает из рук.

Топор попадает прямо в горло Красной Фланели, почти обезглавливает ее.

Затем, словно все это было поставлено и несколько раз отрепетировано в течение недели, он берется за свою золотую кирку и вонзает ее в живот Высоких Сапог, а потом приподнимает ее на цыпочки.

Она складывается пополам, ухватившись за рукоять кирки, но мой отец выдергивает кирку из ее рук, кишки Высоких Сапог выпадают наружу, они похожи на длинного мясистого ленточного червя, которого она скрывала со второго класса.

– Нет, нет, бегите! – громко кричу я.

Неужели они не понимают, что победить моего отца в открытом бою невозможно? Да, у них есть оружие, и, наверное, в своих зеркалах, перед тем как отправиться через озеро, выглядели они довольно крутыми мужиками, но тут дело серьезное.

Они не знают правил – вот в чем беда. Они не знают, что это мой личный Бугимен. Что это значит? Это значит, что только я могу покончить с ним и способом, который никому не понравится.

Я надеюсь. Если не забуду сложить пальцы крестом.

И конечно, никто меня даже не слышит.

Добро пожаловать в каждый другой день твоей жизни, Джейд.

Бензопила Защитного Шлема всей своей мощью обрушивается на моего отца, но тот выставляет вперед руку, свободную от кирки, достает до ее неподвижной части и выключает прямо на ходу, а его глаза смотрят прямо в душу Защитного Шлема. Брюки в паху Защитного Шлема темнеют, он пытается податься назад, но…

Сверкающая золотая кирка моего отца неторопливо вонзается в грудь Защитного Шлема сбоку, входит в него под мышкой, а потом вытягивает фланель до другой стороны груди, пока материя не начинает рваться, а под ней не обнажается яркое золото, только что очищенное.

– Не-е-е-ет! – снова вскрикиваю я, хотя и знаю, насколько бесполезны мои крики.

Но единственный здесь подготовленный человек – это Баннер.

А его пистолет уже наготове.

Он плечом отталкивает меня в сторону, широко расставляет ноги, нажимает спусковой крючок – раз, два раза – бам-бам-бам, так быстро один за другим и так ниоткуда.

Звуки выстрелов оглушают меня, раскалывают лес на две части. В этой новой тишине я вижу отца, он опустил голову, разглядывает новые дыры у себя в открытой груди. Из них сочится черная жидкость, наводя меня на мысль о том случае, когда Стейси Грейвс притянула меня к себе и я увидела темные вены под ее светлой кожей.

Но пули ее не остановили.

И моего отца они не остановят.

Пули Баннера всего лишь прогнали через него дневной свет, пробки его разложившегося мяса вылетели у него из спины, вероятно для того, чтобы собраться с силами и заползти назад в его ногу, как у Т-1000, забраться во влажный ботинок, стать его частью.

– Беги! – кричу я во всю оставшуюся силу своих легких.

Мой отец улыбается одной стороной лица, как делает это, когда чувствует себя победителем. Такая же улыбка появлялась на его лице, когда один из его вестернов показывали на канале, на который он случайно набрел, и Фарма стонал, откинувшись к спинке стула в позе побежденного, потому что знал, что мой отец никогда не проверяет никакие другие каналы, что фильм он нашел именно там, где тот и должен быть, и все остальные в комнате могут идти в задницу.

Я смотрела из кухни, потому что находиться ближе к ним означало бы, что я развлекаюсь вместе с ними.

Но крутые стрелки из фильмов моего отца – теперь я это понимаю – похожи на него: пуленепробиваемые. Если Неистовый Конь мог не бояться пуль, потому что изрисовал себя градинами, как ему подсказывало его видение, то мой отец мог не бояться пуль, потому что… потому что был убит, сброшен в озеро, как мусор, какой он и есть.

Но ведь это и есть рецепт для слэшера, правда? Для воскрешения ему необходима несправедливость. Отсутствие правосудия придает его деяниям флер благородства. И плевать на то, кем он был. Фредди тоже восстал из мертвых, разве нет? Никто не похваляется насилием над детьми, убийством детей, дурными остротами и вообще злобным характером, но никто не может и отрицать, что сожжение живым, после того как суд его оправдал, было нарушением закона.

Черт.

Но почему теперь, девушка-слэшер?

«Хеллоуин», – отвечаю я.

Тогда почему именно этот Хеллоуин?

Потому что… это восьмая годовщина его смерти? Нет, кому есть дело до числа восемь? Потому что в этот год ему исполнилось бы сорок три… Сколько лет должно было стукнуть Джейсону в «Новом начале»? Шансов ноль. Потому что… ох-ох: тридцать лет с того дня, как утонула Мелани Харди? С того дня, когда мои мать и отец, а также Фарма, Клейт, Лонни и Мисти Кристи – все купались, когда она утонула?

Или, может быть, столько времени потребовалось озеру, чтобы собрать его заново?

Он, вероятно, и сам даже не знает почему. Знает только кто: я. Он преследовал меня при жизни и теперь, мертвый, продолжает стоять надо мной, продолжает побеждать, и все это по-прежнему сходит ему с рук. Я уж не говорю о его противостоянии двенадцати оставшимся из бригады лесопилов, одному шерифу и дочери, которая убила его.

Мне не нравятся наши шансы. Ни чуточки.

Я хватаю Баннера за его шерифский пояс, тащу его назад, отчего следующий выстрел уходит в пустоту, словно он пытается