Ловушка для Крика - Саша Хеллмейстер

Вик не стал включать свет и рассмеялся, когда я с порога кинулась на широкую кровать и зарылась лицом в подушки. Он прошёлся по комнате. Заглянул в шкаф и в ванную; приоткрыл дверь в душевую и подошёл ко мне, присев на кровать:

– Лесли, в душ хочешь?

– Всё завтра, – глухо пробормотала я, сжимаясь от холода и безуспешно пытаясь стряхнуть с ног кроссовки. Посмеиваясь, Вик покачал головой и разул меня, а после помог стянуть куртку. Что было дальше, помню слабо: кажется, я вяло сопротивлялась, но Вик снял с меня шорты и закутал в одеяло, а затем разделся и лёг рядом, крепко обняв. Я слышала его ровное дыхание на шее. Он поднял мои волосы, положив их на подушку, и уткнулся в мой загривок носом. И вот так, согревшись теплом друг друга, впервые мы уснули вместе.

Глава одиннадцатая. Вендиго и паук

Овхара. Индейские земли. Безвременье

Мир этот был странен, обычному человеку – непривычен, а монстрам и тварям, населявшим его, казался наилучшим убежищем, способным приютить и накормить каждого из них. Кругом царили мглистые сизые сумерки. С севера, где раскинулись болота, всегда наступала ночь, которая никогда не доходила до запада. На западе была Непреодолимая скала, такая крутая и отвесная, что взобраться на неё было невозможно. Если и удавалось вставить ногу в выемку в камне и заползти на стену, несчастного с неё сдували жестокие холодные ветра. А если с ним не могла справиться и суровая природа, то очень скоро прилетали тах-тах-кле-ах, у которых на самых вершинах были гнёзда, и тех, кого они заклёвывали насмерть, больше никто не видел: безобразная, страшная и необратимая гибель без возрождения и надежду на спасение. Потому нам не оставалось ничего иного, как бежать отсюда один раз за другим. Мы просыпались у Непреодолимой скалы в неглубоких ямах, прикрытые землёй и жухлой травой, будто каменистая жестокая почва выдавливала нас из своих могил, и, немного передохнув, снова пытались пройти через Лес, чтобы выйти к Равнинам, а оттуда – к Болотам. Что там было, за ними, что-то рассказывали прежние Беглецы, а что-то знали мы сами: об этих землях ходили легенды и слухи, передаваемые из уст в уста. Рано или поздно люди уходили и не возвращались, и больше никто не находил их в земле. Они просто исчезали, словно их никогда и не было. Удавалось им спастись или нет – этого мы не знали. Но нам казалось, отсюда нет выхода.

Сколько времени я здесь находилась, отследить было невозможно. А было ли здесь вообще время? В этом мире не существовало смены дня и ночи. По внутренним ощущениям я могла определить, прошло ли несколько минут или часов, но никто из нас не знал, сколько дней или лет миновало с тех пор, как нас убивали, а мы пробуждались в земле. Может, это был день или час. А может, год или месяц. Кто знает?

– Пошевеливайся, Лесли, – шёпотом сказал Майк и отодвинул рукой густую листву чёрного высокого дерева. Из-за тьмы вокруг листва тоже казалась чёрной. – И не шуми.

– Я и не шумлю, – раздражённо ответила я. – Ты разве меня слышал?

– Да ты сопишь мне в спину.

Что же теперь, он из-за того, что в прошлый раз я попалась Барону, будет меня пасти, как овцу? Нет уж. С Майком мы уживались плохо. Конни рассказывала, что когда-то нас было семеро, но потом двое, парень и девушка, выбрались из Леса на Равнину и пропали. А куда – один чёрт знает.

Под ногами легонько скрипели сосновые иглы, упавшие в почву. Тут и там лежали сухие ветки, а из-под толстого слоя мха, похожего на ковёр, покрывавший древесные корни, выглядывали кочки. Одно лишнее движение, и тихо пройти по лесу не получится. Но у каждого дерева, у каждого куста здесь были глаза и уши.

Лес принадлежал трём убийцам, что охотились на здешних угодьях. Это была их территория, и они были страстными мучителями и жестокими садистами – эти ублюдки, охочие до человеческой крови. У убийц Овхары не было ни желания выбраться отсюда, ни жажды узнать, что находится за пределами их земель. И, как самые настоящие хищники, они делили друг с другом границы и никогда их не переступали. Ну или почти никогда.

В Лесу можно было угодить под пулю или в силки Охотника – коренастого молчаливого смуглого человека с мягкими тёмными волосами, скуластым лицом и небольшой бородкой. Он был одет в старую чинёную дублёнку, а на груди держал шнурок с маленьким глиняным медальоном: немногим доводилось видеть его вблизи, но те, кто видел, вытерпели перед этим жестокую боль от столь же жестокой смерти. Он носил при себе охотничью винтовку, подстерегал добычу, прячась между деревьями, но пользовался винтовкой редко: ему больше нравилось добивать выживальщиков ножом с костяной рукоятью.

В Лесу за каждым мог проследить и внимательный, всегда вежливый Барон Суббота в чёрном поношенном пальто и изящной шляпе, сдвинутой на лоб. Его смуглое лицо покрывал рисунок-череп, а коричневые волнистые волосы спускались до самых лопаток, скрывая в одежде прорехи, из которых торчали иглы и булавки. Ими он любил мучительно долго пытать пойманную жертву, чтобы затем, натешившись вдосталь, оборвать жизнь жестокими ударами ножа-вендетты.

Страшнейшим из зверей в Лесу был Палач, устроивший свои страшные ловушки повсеместно. Их было почти невозможно заметить. Тем более из них едва ли кто выбирался, а если это и случалось, Палач был тут как тут. Насвистывая одну из своих любимых песенок, он шагал по лесу. Ему была знакома здесь каждая кочка, каждая веточка. Попасть к нему в руки было страшным мучением. Он медленно душил своих жертв проволокой-егозой или резал их на куски. Она была у него такой бритвенной остроты, что нужно было лишь обвить ею нужную часть тела, и шипы кромсали плоть, причиняя невыносимые муки. Палач был единственным здесь, в чьих руках люди молили о смерти. В бурого цвета старом комбинезоне, утратившем всякие другие краски, в высоких ботинках, с тёмно-каштановыми волосами по плечи, со смуглым, тёмным, волевым лицом с чувственными, красивыми чертами, но с глазами такими жуткими – большими, выпуклыми, непроницаемыми, под тяжёлыми нависшими веками, – что от одного взгляда пробирала дрожь.

Сперва мы с ребятами шли по лесу цепью, потом рассеялись между деревьями. Мы старались держаться друг у друга на виду, но вместе передвигаться было опасно. Попадёт в ловушку один – попадут