Да родится искра - narsyy

кому. Начали искать виноватых! К реке лучше вообще не спускаться, там, в бараках, скитальцева нелюдь обретается. При мне тварь выползла из стога сена и бабу загрызла, так я ее топором!

— Много порченых?

— Десятки! Только вот одна обнадеживающая новость. Твой южанин-воитель весточку прислал. Со дня на день будет здесь.

— Тимпай? Хорошо. Поможет советом, подскажет, что делать. А пока выпускать из города никого нельзя. Вся зараза должна погибнуть тут.

Феор все никак не мог успокоиться. Он бы и сам сел на коня, но от слабости его сильно пошатывало.

— Поздно, друг мой. Не одной только Искры это проклятие коснулось. Весь север горит!

***

Рунгаром называли в древние времена общенародный совет, что властью своей едва ли не превосходил самого князя. Его скликали редко и только во второстепенных городах, где наместниками сиживала худородная знать, не принадлежавшая к семье Эффорд. Теперь же люд пришлось собирать и в столице.

Бревенчатый сруб Зала Мудрости этим вечером скорее напоминал рыночный базар в самый многолюдный день. Двери стояли настежь. Народу набилось столько, что едва можно было продохнуть. Принесли с десяток лавок, но места все равно не хватало — некоторым пришлось стоять или вовсе остаться на улице.

Из прежнего княжеского совета были только Феор и Кайни. Имм куда-то запропастился, у Ганса отняли язык, а Крассур еще не пришел в себя. Прочие уже обретались в златоносной ладье темноокого владыки Маны.

Явились на рунгар и недовольные крассуровские наемники, и немногочисленные раткаровы загривчане, и сварты из прежней глиняной дружины. Хмурили лбы и городские — люди владетельные, у которых сундуки полнились серебром, и люди знающие и толковые, чье слово могло оказаться полезным.

Все спрашивали, куда подевалась Аммия. Феор отвечал, что ей нездоровится. У княжьего терема теперь стояла дополнительная стража, дабы ни у кого не возникло охоты сунуть туда нос.

В первую очередь стали выбирать воеводу, но споры и перепалки о том, чьи заслуги выше и чей род достойнее, продолжались бы до самого утра, если бы не вмешался Феор, почувствовавший, что именно он должен собрать их волю воедино. Первый советник, до того не слывший гневливым, громко хлопнул по столу и рявкнул так, что опешил даже крикливый Кайни.

— Слушай все меня! Рядить вы никогда не перестанете! Воеводой будет Сивур, сын Раллы. Кто не согласен, вон из города! Удерживать не станем! А плату возьмите снегом, иного для таких мычащих телят не припасено!

— А кто ты таков, чтоб распоряжаться? — послышался из зала чей-то наглый голос.

— Регенствует теперь совет, а я его голова, самим еще Хавероном поставленная!

Кто-то принялся возражать, но его заткнули свои же. Людям нужен был хоть кто-то способный принимать решения. Свара давно всем надоела.

Сивур был единственным сотником, что остался от старого городского воинства. Еще полгода назад он руководил лишь дюжиной и только подавал надежды, но теперь иных командиров не сыскать. Это был высокий сварт с ревностно горящим взором карих глаз. Борода его еще не серебрилась сединой, а лицо не высушили ветра, но он был скор на ум и расторопен, да к тому же его хвалил сам Астли.

Привели Фандиру, старуху-лекаря, занявшую место Шатара. Она дрожала, как лягушка на болотной кочке, глаза ее были вытаращены, а лицо отдавало бледностью. Две ее кротких ученицы выглядели ничуть не лучше. Феор, хоть и помнил сам, все равно подробно расспросил ее при всех о том, как выявить поветрие, как отличить его от других хворей и как распознать, что бедняга вот-вот лишится разума и обратится в порченого — таких стоило ограждать от людей. Позже поделился Феор и знаниями, что заповедал храмовник Тимпай, о скором прибытии которого все уже слышали.

— Сивур разделит оружный люд на сотни и дюжины. Одни станут стражей на улицах, другие начнут прочесывать город от края до края каждый день. Вы знаете, к чему приводит Белое поветрие, и если увидите, что не человек перед вами, а порченый, рука ваша не должна дрогнуть. Милосердие проявляйте к тем, кого можно спасти. Всех хворых отводите в лечебницу, коек там достаточно, будет и стража на всякий случай. Если больной идти не хочет или семья его не отдает, пусть все остаются в домах — выйти позволяйте только до нужника и дровника. Рукавицы не снимать, ни с кем не обниматься и не лобызаться, говорить поменьше. Дома заболевших окуривать дымом можжевельника или смолой. Кто немощен, у кого на исходе мука или дрова, всем помогайте. Я стану распределять княжеский и городской запас. Предупреждаю один раз, ежели узнаю, что кто-то берет себе или меняет на серебро, без домстолля отправлю ко дну Студеной с камнем на шее ловить крабов!

Люд притих. Нечасто можно было увидеть Феора таким раздраженным, воинственным, полыхающим злобой. Он продолжал:

— О трупах не сказал еще. Сжигать их нужно немедля.

— Кого же заставишь мертвых крючьями вытаскивать?! — поднялся недовольный голос.

— За такую работу платить станут вдвое против обычного. Думаю, желающие найдутся.

— Беженцев много идет. Куда их? Замерзнут ведь! Стекаются отовсюду в Искру!

— Здесь они смерть вернее отыщут. Сивур отправит разъезды по всем окрестным дворам, городам и селам, а также в четверти. Подскажем что делать, спросим, кто в чем нуждается. В Искру пускать и выпускать только мытников, караваны из Черного города и промысловых людей: охотников, рыбаков, солеваров, дроворубов. Если кто местный возвращается в город, пускайте тоже. Купцов с Загривка, Сорна и караваны отправлять прямиком на двор Кайни. Прочих — на все четыре стороны.

Кто-то из загривчан снова спросил про Аммию.

— Пусть покажется нам! Никто княжну не видел! А если сгинула она вместе с ведьмой от Великого Света, так значит, недостойна и нужно послать за Туменом, раткаровым сыном!

— Да-да! Почему в тяжкую пору будущий правитель прячется, словно дрожащая мышь? Не сбежала ли она, убоявшись поветрия?

Часть зала заволновалась. Сварты из Седого Загривка не теряли надежды поставить во главе Дома своего господина. Феор мог бы возразить, что по Укладу следующим за Аммией должен стоять ее дед по материнской линии Ульдас, князь Дома Ледяных Туч, однако споры только усилили бы подозрения. Он хотел бы верить, что кайневы люди быстро нагонят Палетту,