Ведьмин камень - Генри Нефф

В конце концов любопытство одержало верх. Развернув бумагу, Мэгги подвинулась к тумбочке. В тусклом свете керосиновой лампы письмо, написанное безупречным почерком демона, походило на документ из музея или антикварного магазина. Однако стоило начать читать, и сразу становилось понятно, что оно было написано в наши дни.

«Дорогая Мэгги!

Если ты читаешь это, значит, ты до сих пор жива-здорова. Поздравляю! Надеюсь, что я тоже еще жив, но существует большая вероятность того, что меня уже нет с вами. Если мы никогда больше не увидимся, я не сожалею, что в Цюрихе использовал твою зубную щетку не по назначению.

Успокойся, это шутка. ИЛИ НЕТ? Хм-м…

Но ближе к делу. Сегодняшняя ночь была полна событий. Теперь, когда пыль осела, я хотел бы сообщить тебе несколько вещей…

Прежде всего: я ГЕРОЙ, ЧЕРТ ПОБЕРИ! Серьезно. Вот я сижу тут без сердца, могу в любую минуту отбросить коньки. И вместо того, чтобы отдыхать, я, превозмогая страдания, пишу прощальные письма. Все из-за этого священника. Но неважно. Я прошу только об одном: закажите какой-нибудь памятник в мою честь. Не надо ничего массивного или дорогого. Можно из пенопласта.

Второе: я хорошо провел время в вашей компании, обалдуи вы эдакие. Знакомство с вами влетело мне в копеечку, но у нас были свои светлые моменты. У твоего братца есть будущее, если он сможет взять себя в руки и прекратит говорить по-эльфийски. Лихтенштейн нуждается в нем.

И, наконец, давай обсудим сегодняшнюю вечеринку. Если все прошло как надо, то сейчас ты, скорее всего, испытываешь глубокую и неискоренимую ненависть ко мне. Я причинил тебе боль. Но, что еще хуже, это было сделано намеренно. Все, что я сказал там, на холме, было продумано заранее. Доверчивая крошка. Тот банкир в Цюрихе. Пьяные малолетки. Дешевый бар. Все-все. Обидно, и я знаю, что попал в цель. Я жулик, Мэгги, а в моем ремесле главное – наблюдательность. У меня было шесть дней на то, чтобы тебя изучить. Я нашел твои уязвимые места и воспользовался полученными сведениями.

Не жду, что ты меня простишь. Могу даже побиться об заклад: когда ты нашла это письмо, ты долго сидела на стуле с мрачным видом и думала, стоит его открывать или нет. (Я прав, верно?)

В любом случае я не прошу прощения потому, что не раскаиваюсь. Ничуточки. Я должен был сделать то, что сделал. Я прошу тебя лишь понять, почему я это сделал. Если ты сможешь понять, возможно, однажды мы с тобой починим нашу стену. Звучит по-идиотски, но я прочел это в каком-то стихотворении, и я знаю, что тебе нравятся такие высокопарные словеса[93].

Ну все, Мэгги, мне надо бежать. Вы с мамой там, внизу, сейчас расплачетесь обе, а это значит, что пора выступать. Удачи тебе сегодня. Если я все сделаю как надо, мы оба получим то, чего добивались. Если мой спектакль провалился, и ты это читаешь, тогда дальше тебе предстоит действовать в одиночку, и я желаю тебе успехов.

Твой друг

Ласло.

P.S. Как можно скорее отнеси кулон к антиквару. На Брум-стрит есть один мужик, который разбирается в таких штучках. Может, он тебя не помнит, но ты его запомнила, а это уже неплохое начало…»

Озадаченная Мэгги сняла с шеи подарок Синьоры и рассмотрела его в свете лампы. Перечитала письмо еще два раза, сложила его и положила к вещам, которые собиралась взять с собой.

Закончив упаковывать рюкзак, Мэгги спустилась вниз и поужинала с семьей. После ужина они сыграли партию в червы[94]. Втроем в эту игру было неплохо играть, но вчетвером было намного интереснее. Впервые в жизни у Мэгги Дрейкфорд получился «выстрел по луне».

Эпилог

Мэгги уже, наверное, в сотый раз перечитывала задание. Как могут две строчки вызвать у человека такой сильный приступ раздражения?

Вспомните случай, когда чей-то поступок одновременно осчастливил и удивил вас. Какое влияние оказало на вас испытанное чувство благодарности и каким образом оно мотивировало вас?

Она набрала несколько фраз, потом удалила их. Попробовала снова – с тем же результатом. Одним глотком осушила чашку кофе и невидящим взглядом уставилась в окно. За стеклом сновали пешеходы и такси. Она взглянула на часы. Без пяти два, затишье между обедом и окончанием занятий в школах; Сюзи называла это время «мертвой зоной». Через час «Кондитерскую Малберри» заполнят посетители, и Мэгги придется освободить столик. Сюзи подошла с кофейником в руке.

– Могу я спросить?

– Не можешь. – Пока Сюзи наливала ей кофе, Мэгги надула щеки и шумно выдохнула. – Знаешь, вовсе не обязательно меня обслуживать. Я сама могу сходить за кофе.

– Сегодня у тебя выходной, девочка.

– Тогда я заплачу.

– Здесь с вас денег никто не возьме-е-е-ет…

Сюзи пропела эту фразу дрожащим голосом, который всегда вызывал у Мэгги улыбку. Хозяйка вернулась за прилавок, где поправляла декоративные тыквы, выставленные по случаю Хеллоуина. Мэгги работала в кафе уже полгода, но еще ни разу не видела, чтобы ее босс повторялась, оформляя витрину. Сюзи была Моцартом среди кондитеров.

Мэгги вернулась к своему эссе. Звякнул колокольчик у двери. Она подняла голову только после того, как сообразила, что посетитель направляется к ней, а не к прилавку. Не говоря ни слова, он сел напротив и положил на стол свою фетровую шляпу. Мэгги откашлялась.

– Симпатичная шляпа. Когда сделана, в 1962 году?

– Если бы.

Мэгги оглядела его с ног до головы.

– У тебя цветущий вид.

– У тебя тоже. Наколка ничего.

Мэгги посмотрела на свои татуировки – у нее был целый «рукав», от плеча до запястья. На руке была изображена панорама, включавшая горы и леса, кувыркающихся кобольдов, «ночных воронов», прячущихся в тени, сплющенный волшебный горшочек, помятую корону, магические шлепанцы, католическую церковь, египетские иероглифы и даже сам Ведьмин Камень. Он красовался на том самом месте, где у Мэгги появилась первая отметина. Мэгги очень гордилась своими татуировками. Эскиз был создан известным художником. Это ей недешево обошлось, но она считала, что результат того стоит.

Все это ее собеседник видел сам и, естественно, сразу подумал о том, чего он не увидел. Мэгги другого и не ожидала.

Он присвистнул с разочарованным видом.

– Ну знаешь ли! Вот теперь я обиделся.

Мэгги состроила гримасу досады, закатила