Ведьмин камень - Генри Нефф

куда он подевался. Когда она в последний раз видела его, он лежал ничком неподалеку от фургона. А теперь его нигде не было, ни живого, ни мертвого, и его исчезновение вызвало у Мэгги эмоции, анализировать которые у нее сейчас не было сил.

Духи Дрейкфордов ушли. Мэгги почувствовала, что они покинули ее тело в момент взрыва. Она не могла сказать, освободились они или были уничтожены. Но в ту ночь ее предки узнали о том, что они были неповинны в преступлениях, воспоминания о которых терзали их даже после смерти. Одна из Дрейкфордов отомстила за них. По мнению Мэгги, этого было достаточно, чтобы человек обрел покой. Даже если он был бесплотным духом.

Мэгги бессильно опустилась на подножку Глэдис. Кровь заливала ей глаза. Она поморгала, но не смогла смахнуть алые капли, поэтому откинула голову назад и вытерла лоб рукой. Когда перед глазами прояснилось, Мэгги увидела какую-то огненную фигурку, мелькнувшую на небосводе подобно падающей звезде. Она повернула голову, следя за огоньком, но «звезда» прошла перед луной, и Мэгги ее потеряла из вида.

Мать перевязывала ее раны, когда появилась вторая звезда. Подняв голову, Мэгги смотрела, как оранжевая точка чертит сверкающую дугу на темно-синем небе. Ваал возобновил охоту, начатую две тысячи лет назад.

Глава 36. Письмо

Открыв глаза, Мэгги увидела потолок собственной спальни. Она могла бы нарисовать его по памяти: балку, доски, покрытые выцветшей краской, облупившийся участок, очертания которого смутно напоминали Австралию. Она семь тысяч раз просыпалась, глядя в этот потолок, но сегодня он впервые показался ей прекрасным.

Яркий солнечный свет проникал сквозь занавески – значит, время близилось к полудню. Она хотела сесть, но ее сломанная рука и ноющие мышцы воспротивились. Мэгги никогда еще не ощущала себя такой усталой и больной. Пожалуй, выражение «смертельная усталость» не могло передать ее ощущения.

– Ты можешь еще поспать, – произнес знакомый голос. – Спешить некуда.

Мать сидела в изножье кровати. Мэгги со стоном заставила себя принять сидячее положение и прислонилась спиной к изголовью. Она не знала, как заговорить о событиях вчерашнего вечера, поэтому решила зайти с другой стороны.

– У тебя все в порядке? – спросила она. – Тебя не ранило?

– Все нормально. Несколько царапин и парочка синяков.

– А Комок?

– Ему досталось, но настроение у него хорошее. Никогда не видела его таким счастливым.

– Вот как?

Мать улыбнулась и кивнула.

– Мне кажется, тебе стоит взглянуть на свою руку.

Мэгги не сразу решилась на это, но потом вытащила руку и осторожно положила ее поверх одеяла. Гладкая белая кожа была покрыта россыпью веснушек. Мэгги попросила мать подать ей зеркало, которое держала на комоде. Мать протянула зеркало, и Мэгги, посмотрев на свое отражение, снова откинулась на подушку. Она твердо решила не плакать. Не потому, что это было неправильно или постыдно; нет, она так не считала. Но она знала, что со слезами уйдут эмоции, охватившие ее в этот момент, а Мэгги хотелось еще ненадолго удержать их.

– Мэгги?

– Да?

Мать явно нервничала, что было необычно для нее.

– Прежде чем мы спустимся вниз, я хотела бы сказать тебе, как женщина женщине, что ты самая смелая из всех людей, кого я знаю. Я говорю совершенно серьезно. В последнее время нам было нелегко общаться, но я надеюсь и верю в то, что это можно изменить. Я хочу начать все сначала. Но, что бы ни случилось, знай, что я люблю тебя и восхищаюсь тобой – даже не могу выразить, до какой степени.

– Черт возьми.

Нет, Мэгги не могла справиться со слезами. Она села и крепко обняла мать, и они не разжимали объятий несколько минут. Когда мать, наконец, отодвинулась, Мэгги убрала волосы с лица и задала вопрос, ответ на который в глубине души боялась услышать:

– Ласло не появлялся?

Миссис Дрейкфорд покачала головой.

– Мне очень жаль.

Мэгги кивнула. В общем, она так и думала, но в душе у нее, видимо, еще теплилась какая-то крохотная искорка надежды. Она попыталась забыть о хранителе проклятия. Не навсегда, лишь на несколько часов. Она подумает об этой потере позже, когда у нее будет время, когда она успокоится и сможет разобраться в своих чувствах.

– Ты не хочешь встать? – спросила мать. – Там одному человеку не терпится с тобой поздороваться.

Закрыв глаза, Мэгги кивнула. Ей хотелось бы сейчас спрыгнуть с кровати и сбежать по лестнице, как ребенку в рождественское утро. Но она была не такой, она не могла так вести себя, и эта мысль вызвала у нее горькую улыбку. До сегодняшнего дня у Мэгги была довольна трудная жизнь, в которой не было места надежде. Потребуется время, прежде чем она сможет сбросить свой панцирь и принять моменты счастья, как дары судьбы, прежде чем сможет наслаждаться ими, не испытывая ни страха, ни вины. Но рано или поздно это случится, она знала. Мэгги была решительной и упрямой. Жаль только, что она не успела спросить у Ласло фамилию его психотерапевта.

Сначала Мэгги услышала голос отца. Они сидели на веранде с Комком, и братец взахлеб рассказывал о своих приключениях в Европе. Пока Мэгги набиралась храбрости, чтобы выйти, Комок успел упомянуть кобольдов, ломбарды, обслуживание номеров, Лихтенштейн и свою победу над монстром с вороньим клювом. Посторонний человек, услышав эту бессвязную болтовню, подумал бы, что ребенок срочно нуждается в помощи психиатра.

Когда Мэгги, наконец, высунула голову на улицу, она увидела Комка и отца, которые сидели за шахматами. Комок выглядел так, словно его чуть не затоптал носорог, зато лучился счастьем. Мэгги ответила на его улыбку. Нескольких передних зубов не хватало.

– Плетешь небылицы? – спросила она.

– Ага. И между прочим, все это чистая правда.

Отец медленно поднялся со стула, как пациент, который долгое время был прикован к больничной койке. Мэгги внимательно рассматривала его, сравнивая человека, стоявшего перед ней, с тем, кого она помнила. В волосах Билла Дрейкфорда появились седые пряди, он заметно похудел. Одежда – одна из старых рубашек, которые мать не стала перешивать – была ему велика. На лице виднелись шрамы, оставшиеся после ритуалов «поедания грехов», а кожа имела желтоватый оттенок, как у людей, что проводят дни в помещении. Но его взгляд был живым, молодым. Блеск его глаз не смогли погасить ни град камней, ни оскорбления, ни презрение фанатиков.

Мэгги ничего не стала говорить. Она просто подошла к отцу и положила голову ему на плечо. От него пахло потом и старой фланелевой тканью;