Повести и рассказы - Джо Р. Лансдейл

когда свет свечей попадал под ветер, был календарь. На нём было написано «ОКТЯБРЬ», и на нём был изображён улыбающийся мальчик в комбинезоне, стоящий среди тыквенного поля. Тридцать первое было обведено красным.

Теперь взгляд упал на свёрток между пандусами. Он перестал извиваться. Звук, который он издавал, был не совсем стоном. Мужчина из фургона кивнул одному из мужчин, который водил "Крайслeр". Он подошёл к свёртку, развязал верёвки и стянул мешковину. Напуганный темнокожий юноша, связанный кожаными ремнями, с кляпом из носка во рту и бандане, смотрел на него широко раскрытыми глазами. Человек из "Крайслeра" старался не оглядываться. Юноша начал извиваться, сопеть и метаться. Кровь текла на его запястьях там, где кожа была связана верёвкой; когда он метался, он сопел ещё быстрее, потому что петля была обёрнута вокруг его шеи, далее за спиной и привязана к его лодыжкам.

Из задней части гаража снова раздался звук, громче, чем раньше. За ним последовал внезапный вздох, который вполне мог быть ветром, пробивающимся между стропил.

Водитель фургона выступил вперёд и громко заговорил с задней частью гаража.

— У нас есть кое-что для тебя, слышишь? Как и всегда, мы выполнили свою часть договора. Ты выполнишь свою. Думаю, это всё, что я хотел сказать. В следующем октябре всё будет так же. Во славу, имени твоего!

На мгновение — всего лишь на мгновение — когда свечи уловили сквозняк и направили свои яркие головы в том направлении, возник проблеск какой-то фигуры. Человек из фургона быстро отступил.

— Во славу, имени твоего… — повторил он. Затем повернулся к мужчинам. — А сейчас — как всегда. Не перестарайтесь. Сделайте, как в прошлый раз.

На лицах мужчин появилось мрачное выражение, как если бы все они играли роль в театральной постановке, и им велели так смотреть. Они подняли свои инструменты и двинулись к молодому человеку.

То, что они сделали, заняло много времени.

Когда они закончили, то, что раньше было темнокожим молодым человеком, выглядело как гигантский кусок сырой печени, который прожевали и выплюнули. Плащи мужчин были залиты брызгами крови и мозгов. Они тяжело дышали.

— Достаточно, — сказал мужчина из фургона.

Они сняли плащи, бросили их в металлический мусорный бак возле стойки с машинными маслами, вытерли кровь с рук, лица, лодыжек и ступней салфетками, выбросили их в мусорное ведро и надели одежду.

Водитель фургона крикнул в дальний конец гаража.

— Это всё твоё! В отличном состоянии, да?

Они вышли оттуда, и человек из "Форда" запер дверь гаража. Завтра он, как всегда, выйдет на работу. Не будет трупа, о котором можно было бы беспокоиться, a небольшая доза бензина и спичка позаботятся о содержимом мусорного ведра. Дождь стекал по его спине и заставлял его дрожать.

Каждый из мужчин молча вышел к своей машине. Сегодня ночью они все пойдут домой к своим молодым, привлекательным жёнам, а завтра они все пойдут по своим процветающим делам, и они больше не будут думать об этой ночи.

До следующего октября.

Они уехали.

Сверкнула молния. Завывал ветер. Дождь стучал по гаражу, как плеть с девятью хвостами.

А внутри раздавались громкие сосущие звуки, перемежающиеся радостным хрюканьем.

Перевод: Alice-In-Wonderland

Мой мёртвый пёс, Бобби

Joe R. Lansdale. "My Dead Dog, Bobby", 1987

Этот коротенький рассказ — одна из моих наиболее популярных историй. С одной стороны, она забавная, но, как и многие истории подобного типа, их корни совершенно не забавны. Когда начинаешь думать, о чём они на самом деле, это чертовски сильно удручает. Но в хорроре есть юмор. Роберт Блох, один из величайших писателей, когда-либо творивших в этом жанре, раз за разом доказывал это. Он оказал огромное влияние на меня. Я считаю, что это в какой-то степени история в стиле Роберта Блоха. Или, быть может, Фреда Брауна, ещё одного моего любимчика.

Что касается внешней формы, это исключительно я.

Впервые рассказ появился в небольшом журнале, затем читатели его ксерокопировали, чтобы делиться с друзьями, пересказывали его, обсуждали несколько лет, пока его снова не напечатали. Его даже зачитывали по радио Уэльса.

На написание рассказа меня вдохновило слишком большое количество попкорна, из-за которого мне постоянно снились плохие сны. В моей карьере было время, когда попкорн и его воздействие на меня были очень для меня важны. Я, бывало, ел его перед сном, и он вызывал боль в животе и плохие сны. На следующее утро эти сны становились историей или историями. Количество проданных рассказов, навеянных попкорном, было поразительным. Теперь же подобные истории я пишу без воздействия попкорна; собственно, я не ем многое из того, что ел раньше. Мой желудок такого не принимает. Хотелось бы думать, что сейчас я пишу так же хорошо, или даже лучше. Но совершенно точно были некоторые виды историй, которые, казалось, стали результатом этой привычки, и такие я больше не пишу. Время от времени я начинаю скучать по ним и смотрю в сторону шкафа, где хранится попкорн.

В любом случае я всегда прекращаю есть в нужный момент.

Хотя кто знает. Может, возьму и обожрусь.

Мой мёртвый пёс, Бобби, больше не выполняет трюков. Собственно, чтобы хотя бы посмотреть этому лохмандею в глаза, я должен опуститься на колени и приложить голову к земле, либо придерживать его палкой.

Я подумывал прибить его голову к сараю на заднем дворе — может, муравьёв было бы поменьше. Но, как говаривал мой старик, «муравьи могут ползать». Так что в конце концов это, может, и не самая лучшая идея.

Он был таким хорошим псом, и мне не нравится видеть, как он гниёт. Но ещё я устал таскать его с собой в мешке и запихивать в холодильник по утрам и вечерам.

Ещё кое-что. Смерть отвадила его от погони за машинами, собственно, из-за чего его и переехали. Теперь, чтобы он играл с машинами, я должен выходить на обочину трассы и бросать его вместе с мешком в них, а когда он попадает под колёса и отлетает, мне приходится пихать в него ногой с одной стороны, чтобы вторая снова заполнилась кишками.

Я так и поступаю, так что я очень не люблю заглядывать в мешок в конце дня, и, должен признать, целовать его перед сном в губы совсем не так приятно, как раньше. От него идёт запах, и его обколотые зубы — острые и высовываются кто куда и иногда царапают мне лицо.

Завтра я снова собираюсь сводить Бобби на озеро. Если его привязать