Ведун - Александр Владимирович Мазин

— Брось, Топтун! Брось его! — раздался окрик, и медведь с очень большой неохотой отпустил отрока.

— Затворяй, любезная моя! — веселым голосом гаркнул за спиной Дедко.

Малец во все глаза глядел на распатланную старуху, шуганувшую мишку.

А старуха, подбоченясь, глядела на Дедку.

— Раскомандовался! — вороной каркнула она. — За чем пожаловал, старый?

— От те и здрасьте! — закричал Дедко еще погромче и веселее. — Мы с дороги, устали, а ты!.. Ни воды помыться, ни еды поесть. Пшел, мохномордый! — Дедко замахнулся клюкой на медведя. Зверь так и шарахнулся. Не клюки испугался, ясное дело, а ведуна. Этакую зверюгу не то что клюкой, оглоблей огреешь — не заметит. Здоровущий. Такого в лесу встретить — лихое лихо.

— Помыться вам… — проворчала старуха.

Иль не старуха? Малец никак не мог взять в толк, сколько ей лет. При луне‑то много не разглядишь…

— Помыться… Сама он сколь не мылась, а иные, знаш, вон и вовсе не моются — и ничё!

— Сёдни помоешься! — заявил Дедко. — Вишь, кого я привел? — Дедко подтолкнул Мальца наперед. — Видный отрок!

— Не больно‑то виден! — буркнула хозяйка. — Только визжать здоров. Мало не оглохла!

— В дом веди, старая! — повелительно сказал Дедко. — Хорош лясы точить!

— Да уж как прикажете, гости нежданные! — Старуха фыркнула и, поворотясь, пошла к крыльцу. Заметно прихрамывала. Колченогая.

Дом был старый‑престарый. И большой. В сенях на полке горела толстая свеча. Хозяйка взяла ее на ходу и похромала вверх по лестнице. Малец углядел: стены да перильца сплошь покрыты затейливой резьбой и черным‑черны. Закопчены, что ли?

— Холодно у меня! — недовольно сообщила старуха.

— Ничё! — бодро отозвался Дедко. — Отрок протопит, коли дрова есть.

— Дрова есть, да печь холодна!

— Ничё! Он у меня мастак!

Малец слушал эти речи и чуял: за обычными словами что‑то упрятано. Словно бы и слова эти заранее сговорены, кому что сказать…

Что‑то мягкое прижалось к ноге. Малец аж подпрыгнул от неожиданности. И застыдился, углядев кота. Кот, черный, жирный, пушистый, тоже шарахнулся от Мальцева прыжка и фыркнул недовольно.

Старуха тем временем отворила новую дверь, впустила Дедку с учеником в просторную комнату, поставила свечу.

— Ну, мастак, счас печь топить будешь! — обратилась к отроку. — А там и в баньку. То я сама. Мое дело!

— Твое ж! — поддакнул Дедко.

Тут отрок разглядел хозяйку получше. Разглядел, да не много увидел. Власы, то ли седые, то ли пыльные, — как мех линючий. Платье — ворох тряпья. Не скажешь даже, худа или телиста. Лицо в саже да земле, только и видно, что нос горбатый, ломаный да глаза черные.

В сказках смердьих такими ведьмы виделись. Но Малец помнил ведьму. Она была не такой. Страшной, но по-другому. Однако Малец нутром чуял: эта — похуже ведьмы. Пострашнее.

— Мышеед, — сказала карга коту, — удружи, милай, сведи мастака к дровам. Да покажи, что где. — И уже Мальцу: — Иди, он те все покажет. — И ловко сощелкнула нагар длинным ногтем.

Малец покосился на Дедку. Тот кивнул:

— Слушай ее, она — хозяйка.

Черный кот призывно мяукнул с лестницы.

— На‑ка. — Хозяйка вынула вторую свечу, запалила и всунула в руку Мальцу. — Ить ноги переломаешь, будешь как я шкандыбать.

И захихикала.

Свечка оказалась теплой на ощупь, словно ее грели в ладони.

Кот с мурчанием поскакал по ступеням. Внизу остановился, подождал. Малец шел по пустому темному дому, вдыхал пыльный, тяжелый дух его и гадал, чей он? Кто строил? Для чего? И ведь крепко строил!

А умный кот и впрямь привел к печи. Да какой печи! В широкий ее зев Малец мог войти, едва наклонясь. И поленница рядом. Малец скинул полушубок, взял топор. Ах, какой топор! Шершавое топорище так и приросло к ладони. Только вот легок.

Поставил Малец на колоду чурбан. Для начала поменьше, примериться. Топорище длинное, непривычное. Махнул — и чурбан пополам. Будто не топорик в руке, а тяжеленный колун. Да еще в колоду врубился на три пальца.

И пошло. Топор летал, как и не железный, почти не утруждая руку, а уж рубил!…

Ясное дело, не простое орудие. Жалко, у Дедки такого нету. Стянуть бы!

Наконец решил Малец, что дров довольно. На растопку хватит, а уж как такая пещь разойдется — в нее хоть цельные бревна пихай.

Печь оказалась огромна. У наместника в тереме и то поменьше.

Разгоралось туго, хоть Малец и сделал все как надо. Перед тем как за огнем сбегать, ладони к ней прикладывал, слова правильные говорил, добра просил, как положено.

Долго не просыпалась печь. Должно, давно не топили. Малец вдосталь дыма наглотался, пока раздул. Наконец печь уступила, зашлась, загудела басом, по-великаньи. Дрова вспыхнули ярко, озарив весь огромный залище. Дым горький враз вверх утянуло. Теперь можно и оглядеться.

А глянуть было на что.

Поперек зала — три длинных стола. У столов — сиденья. Да не лавки, а высокие кресла с гнутыми спинками. Малец таких и не видал никогда. На пробу Малец уселся в одно из кресел — не впору оказалось. Ноги до пола еле доставали.

Хозяйкин кот недовольно мяукнул. Не понравилось, что отрок в кресло уселся. Малец погладил резные потертые поручни. В углублениях — остатки лака. Дуб однако. Старый‑престарый.

Вдруг почудилось Мальцу: полон зал. Сидит за длинными столами прорва мужей. Все — оружные. Пьют, кричат, песни орут…

Кот снова мяукнул недовольно, царапнул по штанине. Малец очнулся. По черным стенам гуляли черные тени. Пламя в печи пылало и ревело, вытягиваясь к дыре дымохода. Малец встал да принялся одно за другим вбрасывать в печь поленца. Сбоку бросал — к самой печи от жара уже и не подойти.

— Верно старый сказал: мастак! — раздался рядом скрипучий хозяйкин голос.

Припадая на ногу, она обошла отрока, приблизилась едва ль не к самому зеву. Малец оторопело глядел на хозяйку: та даже лица от жара не прикрыла, только щурилась. Черный котяра сиганул ей на плечо и тоже уставился в середку огненного вихря. Так они и стояли, кидая на дальнюю стену скрюченную, на них не похожую тень.

Потянуло паленым волосом. Кот задом, неловко, не по‑кошачьи, соскочил на пол, отбежал от огня. А хозяйка