Из пункта А в пункт Б - Владислав Григоревский

Порой все эти мысли мне доставляли удовольствие. Будто герой Агаты Кристи, я распутывал клубок зловещей тайны. Но чаще, запутавшись в нем, он становился удавкой, что стягивается на шеи. И вот-вот прикончит.

Открыв глаза, я будто вынырнул из омута. Чтобы оказаться в другом.

Камин ели тлел. Лишь редкие языки пламени вздымались и, оторвавшись от источника, что их питал, тут же погибали. Даже когда меня не было, костёр горел. Лишь утром, после пробуждения, бывало, удавалось застать там только пепел.

Будто магнитом мой взгляд притягивала стена. Которая сейчас освещалась полной луной, которая следила за мной сквозь окно. И на стене средь уродливых изгибов её линий я увидел осколки своего «я». Они резали друг друга острыми гранями, превращая менее слабые части в пыль. Я будто полз по битым зеркалам. И в каждом осколке, что меня ранил, я видел себя. Из ран не текла кровь. А боль не ввергала в шок. Она была девственно чистой и всепоглощающей. Её можно было пощупать и разглядеть в мельчайших подробностях на каждой грани. Боль напоминала – я ещё жив. Пускай не весь, уже много осколков были стерты в пыли, но жив.

В этом океане битого зеркала моей души было лишь одно место, где не было осколков. Это место было черным. Пустым. И, словно черная дыра, она начинала затягивать в себя остальные осколки. Они еще не начали своё смертельное путешествие в неё. Но уже дрожали и звенели, чувствуя её притяжение.

Это было то самое место. О которое я разбил свои руки. И моя запёкшаяся кровь породила черную дыру. И поддавшись этому притяжению, я не мог оторвать глаз от этого места на стене.

Огонь совсем погас. Только едва уловимый дымок ещё тянулся к дымоходу. Луна заблудилась где-то в тучах. Из дымохода начинал завывать ветер. И если, словно птица, подняться над городом, то на востоке можно будет разглядеть первые лучи восходящего солнца. Которое развеет мрак и подарить тепло.

Но только не этому месту. Но только не мне.

Не отрывая глаз от темного пятна на стене, я взял бутылку и начал пить с горла. Надеясь, что алкоголь вырвет меня из цепких лап её притяжения и отправит в царство сна. Быть может, навсегда.

Глава 11

– Знаешь чего мне не хватает здесь? По-настоящему не хватает. Нет, не любви, не счастья или пресловутого покоя. Совсем простого – пустой болтовни. Да, именно болтовни. Мы всегда в чем-то нуждаемся, в понимании, любви, поддержке, помощи и еще куче чего-то. Но никогда не задумываемся над болтовней. И вот теперь, когда я её лишен, я понимаю, насколько в ней нуждаюсь. Именно в болтовне, не в задушевных разговорах, не в интереснейших дискуссиях, а именно в пустой болтовне. И это самое страшное здесь. Я привык к убийствам, к полумраку, гнетущей тишине. Да что там, я привык даже к тому, что здесь живет смерть. Эти стены, а в особенности та, что наверху, черт бы её побрал, и кстати, думаю, что без него тут не обошлось. Все здесь пропитано смертью, тоской и чистым первозданным злом. Но я ко всему этому привык, и даже больше, эта стена уже кажется родной. И единственное по чему моя душа скучает и жаждет, это болтовня. Только задуматься, желать болтовни. Казалось бы, именно она выпивает все соки, лишает сил. Но ведь можно с ума сойти от одной серьезности! Подумать только, постоянные поиски ответов, смысла. Свершение человеческих судеб. Вся тишина тут так и шепчет: «быть или не быть». Да тут любой бы философ поехал крышей. Ведь, по сути, философ без болтовни становится обычным скучным профессором! Который дохрена что-то знает, а толку? По-настоящему философом становится лишь тот, кто среди дебрей пустой болтовни находит зернышко истины. И лелея его, он взращивает из него цветок неописуемой красоты. И как я тут должен что-то взрастить? В этом монолите серьезности найти можно лишь осколки гипотез, но ни как, не зерно истины. И потому хочется просто поболтать, не важно с кем, хоть с самим чертом. Не важно о чем, хоть о разновидностях жука-навозника. Плевать, просто болтать. Без умолку часами напролет наполнять всю затхлую тишину пустыми колебаниями звуков. Вот, чего действительно мне тут не хватает. Среди серого монолита глубокомыслия мне не хватает цветных кирпичей болтовни.

Закурив, откинувшись на спинку стула и выдохнув дым, я улыбнулся. Дым слегка усилил эффект от опьянения, и тело наполняла приятная слабость.

– А ты приперся сюда с серьезными разговорами. Зачем? – обратился я к своему мертвому собеседнику.

В зале зазвенела тишина, стоило лишь мне смолкнуть. Мой взор был устремлён на тело, сидящее, напротив. У мужчины, который не успел сказать и слова, слева от носа было отверстие от пули. Кровь, поначалу брызнувшая оттуда, уже начала свертываться. Глаза трупа были широко раскрыты, как и рот, который хотел, наверное, выдавить из себя нечто протестующее в тот момент, когда я нажал на курок.

В этот момент в зале, кроме нас и бармена, находился всего один посетитель. Сразу после выстрела он вскочил, при этом перевернув стол, и бросился к выходу. Видно, совсем по-другому он представлял себе вечер в баре. Особое удовольствие мне доставил Архон. Который будто впал в столбняк. При это слушая меня, чуть ли не открыв рот.

Немая сцена длилась не долго. Буквально из пространства и застывшего времени рядом со мной возник Сапофи. С каменным лицом сверху вниз он смотрел на меня, прожигая своим взглядом. Где-то в уголках его взгляда, едва заметно билась и рвалась наружу злость. Лицо то и дело едва заметно подергивало от злости, зубы сжимались и скулы, на побледневшем лице, выдавали напряжение. Но в целом, ни что не выдавало напряжение, на сколько это позволяла ситуация, он оставался непоколебим. Даже ни разу не взглянув на тело, он впился в меня немым вопросом. Я чувствовал это всем своим нутром. И это доставляло мне отдельное удовольствие. Набрав побольше дыма в легкие, я встал и, посмотрев в его глаза, выдохнул весь дым ему в лицо. И искры, которые играли в его глазах, взорвались. Глаза налились кровью, тело напряглось и в тишине можно было услышать как заскрипели его зубы. Наши глаза уперлись друг в друга.

Бармен, разинув рот, уронил стакан на пол. Кусочки битого стекла весело поскакали по каменному полу. И ознаменовали конец нашей дуэли взглядов.

– Приберись тут. – это прозвучало настолько тихо и сухо, что услышать это мог только он. Хотя по скривившемуся рту Архона можно было понять, что не только.

Было ли мне страшно? Безусловно. Но алкоголь, адреналин от только что совершённого мной убийства питали моё сердце храбростью. Где-то в глубине себя, я, наверное, даже хотел испытать физическую боль.

Затягиваясь дымом, я закрыл глаза. Но ничего не последовало. Мой помощник словно врос в пол и не шевелился. Ехидная улыбка сама появилась на моём лице и стереть её не представлялось возможным. Мне даже хватило наглости и безрассудства рукой смахнуть пыль с его плеча. Мой помощник скорее всего брал уроки вне телесной практики у какого-нибудь монаха. Иначе объяснить его столбняк было невозможно.

Не сказав больше ни слова, я подмигнул истукану и направился к Архону. Жестом указал на бутылку и, получив её, потрепал бармена за его седые, редкие волосы. Он тоже находился в состоянии шока, и на его лице читалось только недоумение.

Уже оказавшись у двери и повернув ручку, я засмеялся. После чего хлопнул дверь за своей спиной. Которой же облокотился на эту самую дверь и стал слушать.

– Что это было? – голос Сапофи вновь напоминал шипение.

– Ты у меня спрашиваешь? У бармена чистильщика? Я не тот, кто должен тебе что-то