О чем молчит река - Изабель Ибаньез

и редеющими светлыми волосами и девушка примерно моего возраста. На ней была широкополая шляпа и роскошное платье со множеством оборок и шелковой отделкой. Она держалась по-королевски, но ее взгляд беспокойно блуждал по всей «Элефантине». Ветер трепал пряди светлых, как мед, волос, закрывая ее изящное личико. Я не помнила, чтобы родители упоминали об этой паре.

Девушка внезапно повернулась в мою сторону, и я нырнула за бочку. По какой-то необъяснимой причине ее появление встревожило меня. Возможно, потому что она была примерно моего возраста и, в отличие от меня, ее явно ждали.

Меня охватило любопытство. Я хотела знать, кто она такая, что делала на борту корабля моего дяди.

Я сидела в укрытии, пока не подняли паруса. Северный ветер тут же натянул их, и мы отчалили, оставив позади пирамиды и город тысячи минаретов. Резкий поток воздуха растрепал мои волосы, вырвав пряди из тугого пучка, спрятанного под феской. Я вцепилась в поручни, уверенная, что в любой момент кто-нибудь окликнет меня по имени. Но на палубе звучали только голоса команды. Матросы болтали и распевали песни, пока течение несло нас вперед. «Элефантина» двигалась вверх по течению, направляясь на юг, вместе с десятками фелук, небольших деревянных судов с заостренными парусами в форме большого треугольника. Они бороздили великую реку, перевозя путешественников, жаждущих приключений.

Я спустилась вниз за своим альбомом для рисования, а затем снова устроилась на палубе среди бочек и принялась рисовать корабль по памяти.

Личность единственной пассажирки на корабле не давала мне покоя. Ее присутствие оставалось загадкой – остальная команда, казалось, удивилась не меньше меня, увидев девушку на борту «Элефантины».

Мое прежнее беспокойство вернулось. Незнакомка расхаживала по палубе, словно у себя дома, вольная делать все, что пожелает. Она даже помогала распаковывать припасы и разносить вещи по разным каютам. А мне приходилось прятаться. Я чувствовала себя ненужной, нежеланной и бесполезной. Хотя я доверяла своему прикрытию, оно работало только до тех пор, пока меня окружали остальные члены команды. Люди видели то, что ожидали увидеть, а обнаружить юную девушку на борту они не ожидали точно – только если не искали специально.

Мой дядя считал, что я нахожусь совсем на другом корабле. Что касается мистера Хейза… От него нужно прятаться только один день. Напряжение отпустило меня, и я расслабилась.

Меня не разоблачат.

Я медленно вытащила из своей сумочки шкатулку. Дерево было теплым на ощупь, иногда по нему проходила дрожь, как будто магия, заключенная внутри, хотела вырваться на свободу. Это только доказывало, что даже самые хрупкие вещи могли пережить многое. Шкатулка рассказывала о давно прошедших временах, о женщине, имя которой вошло в историю. Клеопатра.

Новое воспоминание нахлынуло на меня, и я ахнула, погрузившись в момент многовековой давности. Последняя царица Нила стояла за столом. Перед ней в неглубоких чашах и приземистых керамических сосудах были разложены различные ингредиенты. Она сосредоточенно изучала лист пергамента, испещренный любопытными символами и рисунками: я смогла разглядеть лишь изображение змеи, пожирающей саму себя, и восьмиконечную звезду. Ее ловкие пальцы смешивали и резали ингредиенты. Я узнала мед и соль, сушеные лепестки роз и травы, а также зубы животных и жир. На Клеопатре было длинное, почти прозрачное платье, а ее шею, запястья, лодыжки и сандалии украшали лазурит, гранат, жемчуг, золото, бирюза и аметисты.

Перед ней, по другую сторону стола, стояли две женщины, одетые элегантно, но не так роскошно, как царица. Они были отражением ее красоты и грации. Я догадалась, что это служанки.

Одна из них задала вопрос на древнем языке, от которого у меня мурашки пбежали по коже. Если бы я только понимала его.

Клеопатра кивнула, не отрываясь от работы.

Служанка пониже задала другой вопрос.

Клеопатра ответила, ее голос прозвучал отчетливо. Он не дрогнул, в нем не было мягкости. Это был голос, который успокаивал и вдохновлял, приказывал и уговаривал.

Сцена исчезла, как будто кто-то перевернул страницу. Я медленно пришла в себя. Пение моряков помогло мне вернуться в настоящее. В течение нескольких секунд я могла только дышать, так как ужас от увиденного вибрировал в моем сознании.

Клеопатра искусно владела магией. Я только что увидела, как она творила заклинание. Я застонала, желая знать, что именно она делала. Она держалась уверенно. Явно готовила зелье не в первый раз.

По моей коже пробежали мурашки. Кто-то наблюдал за мной. У меня встали дыбом волосы на затылке. Я убрала шкатулку обратно в сумку, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Обернулась, окинув взглядом палубу. Меня скрывала мачта с одной стороны и старые бочки – с другой, и все же беспокойство не оставляло.

Вокруг никого не было.

Ни членов команды, работавших на своих местах, ни раиса, ни моего дяди, который наконец-то вышел из салона. Я пододвинулась и выглянула из-за крепкой деревянной мачты. Мистер Хейз устроился в передней части дахабии, с ленивой грацией облокотившись на перила «Элефантины». Он с тоской смотрел в сторону Каира.

Интересно, не жалел ли он о моем отъезде.

Какая глупая мысль. Это не имело значения. Я тряхнула головой, прогоняя непрошеный вопрос. Резко отвернулась и села на палубу. Легкий ветерок навеял на меня дремоту, и глаза закрывались сами собой. Когда я снова открыла их, яркий солнечный свет заслонила тень.

Передо мной стоял Карим с миской в руках.

– Проголодались?

Я кивнула, и он протянул мне еду: два яйца и фул, который на вкус был вовсе не таким соленым, как мой. Пикантный вкус тмина и чеснока пропитал теплом каждую клеточку моего тела. Мне хотелось добавки, но я воздержалась от просьбы. Вместо этого я последовала за Каримом на кухню и помогла вымыть посуду в большом ведре с мыльной водой.

Он занял меня работой до конца дня. Мы приготовили на обед рыбу в панировке с поджаренными кусочками лимона и запеченными баклажанами в густом пряном соусе на гарнир, а потом занялись уборкой. Шли часы, и моя тревога постепенно слабела, словно уносимая северным ветром. Расстояние между нами и Каиром увеличивалось, и вряд ли дядя развернет корабль в порт. Я все еще не знала, когда и как признаться ему.

Все равно он будет в ярости.

Меня снова охватила тревога. Что он сделает, когда узнает? Я была так сосредоточена на том, как попасть на борт, что забыла подумать о том, что будет дальше. Дядя не скрывал горечи и гнева, когда говорил, что Papá встал у него на пути. А я