Водяной - Константин Паули

— Не кричи. Нашёл и стал его администратором. Но тебе бы он не дался, там нужны были бы специфические условия соблюсти. В общем. Ситуация такая. Ты не просто выдашь мне его, Тамара. Ты поможешь мне. Ты загипнотизируешь его, применишь свою магию кикиморы. И я даже не стану применять свою новую силу, как Хозяин этой земли. Хотя мог бы. Мог бы просто приказать и ты бы всё сделала, как миленькая.

Она смотрела на меня, и в её глазах отражалось мое лицо и та тёмная, древняя мощь, что стояла за мной. Она была поражена.

— Дело в том, — продолжил я, — что он плохой человек. Злой. Он — то зло, что осквернило эту землю и сделало Колдухин вымирающим посёлком. Он зло даже по сравнению с такими, как мы.

— Как?! Он же просто человек!

— А, по-твоему, люди не умеют творить зло? Много лет назад он убил и изнасиловал Татьяну Скворцову. Возможно, он много кого убил, много чьи судьбы сломал. Та перестрелка — это мелочи. Тебе не нужен такой муж.

— Про Скворцову не знаю, я в нулевые сюда приехала, только слухи слышала… Мне нет до неё дела и тебе не должно быть, Водяной. Дело прошлое… Ой, да и ты же знаешь, — хитро улыбнулась она, — что мои мужи долго не живут. Отдай его мне, и я…

— Нет, так не пойдёт, — её толстый намёк на то, что она его выпьет тонкими энергетическими ручейками и он умрёт, был вполне понятен. Но меня такая история не устраивала. — Его надо наказать, имеется ввиду вовсе не выпить и бросить труп.

— Хорошо, хозяин колдун-камня, — преодолевая внутреннее сопротивление, вздохнула она. — Я сделаю, как ты говоришь. Иду тебе навстречу, но… Ты мне за это должен!

Последнее слово она оставила за собой. Повернулась и молча вошла в дом. Её дочери молча расступились. Я последовал за ней.

Внутри пахло травами, женскими духами и сладковатым, приторным запахом очарования, которым женщины опутывают своих жертв, причём это касается не одних только кикимор.

Она провела меня мимо кухни, через полутёмную гостиную в дальнюю комнату.

Там в кресле сидел и смотрел небольшой телевизор (показывали какой-то сериал) Шарпей. Мужчина лет пятидесяти с небольшим животиком, лысый, с холёным, но уже оплывшим лицом, в дорогом спортивном костюме явно не по размеру. На стуле висел и его костюм-двойка, вычищенный и отглаженный.

Он выглядел не как раненый беглец, а как преуспевающий бизнесмен на отдыхе. В его глазах горел тот самый огонёк самодовольства, который можно увидеть у хозяев жизни, у миллиардеров и бандитов из девяностых. Ну, у кого сейчас ещё можно увидеть, исключительно у тех, кто дожил.

Увидев Тамару, он расплылся в блаженной, абсолютно идиотской улыбке:

— Тамарочка, ангел мой, ты вернулась! А я уже заскучал. Садись рядом, тут про Говарда Воловица и его деваху сейчас будут показывать.

Он говорил это с таким искренним обожанием, что на секунду можно было бы поверить в эту нелепую пастораль.

Но я-то видел. Это была классическая, хрестоматийная работа кикиморы. Первый этап. Очаровать, влюбить в себя до беспамятства, до полного растворения воли. Второй этап, женить на себе, получить доступ к ресурсам. И третий, финальный, медленно, но случается так, что довольно быстро высасывать из жертвы не только деньги, но и саму жизненную силу, пока от неё не останется лишь пустая, сухая оболочка. А потом — старая визитка центра ритуальных услуг, скидка постоянному клиенту, и на кладбище, к трём предыдущим мужьям. Так кикиморы продляют свою жизнь и остаются молодыми, так размножаются, рожая только дочерей, так становятся вдовами и время от времени переезжают, потому что их поведение кажется очень подозрительным.

В случае с Шарпеем, с его состоянием, Тамара могла бы обеспечить безбедное будущее себе и своим дочерям и переезд из Колдухина хоть в Краснодар, хоть на Кипр. Наверняка он уже ей всё про свои финансы разболтал. Под действием магии кикиморы жертва не сможет хранить секреты, главное знать, о чём спрашивать. Её интересовали деньги, жизнь в деревне ей надоела, а у меня были другие запросы.

— Олег, милый, у нас гость, — проворковала Тамара, и её голос стал вязким и сладким, как мёд. — Он хочет с тобой поговорить. О прошлом.

Шарпей перевёл на меня свой осоловевший от счастья взгляд.

— О прошлом? У меня нет прошлого до тебя, любовь моя. Моя жизнь началась только в тот день, когда я увидел твои глаза.

Я подошёл ближе. Тамара встала у него за спиной, положив руки ему на плечи. Я видел, как по её пальцам стекают тонкие, едва заметные струйки магии, погружая его сознание ещё глубже в транс.

— Расскажи мне про один вечер, Олег, — начал я, мой голос звучал ровно и холодно. — Тридцать лет назад. Здесь, в Колдухине. Вечер в заводском клубе.

Его лицо на мгновение дрогнуло. Блаженная улыбка исчезла, сменившись злобной маской. Но говорил он монотонно, безэмоционально, как автомат.

— Клуб… Да. Были в клубе. Мы приехали с парнями, отдохнуть. Там была девчонка… красивая. Танька. Она была с местным, с каким-то быдлоганчиком. Мы сцепились. Он сильный оказался, Сержа и Пастора уложил.

— А что делал ты?

— Я? — в его голосе не было ни раскаяния, ни сомнения. — Я воспользовался ситуацией. Пока все смотрели на драку, я схватил её. Она вырывалась. Но я дал ей в грызло и потащил.

Тамара за его спиной напряглась. Её пальцы впились ему в плечи.

— Куда ты её утащил? — продолжал я допрос.

— За клубом, заводик какой-то был, забора вокруг как-такового не было. Нырнул во тьму. Здание обогнул. Там стоял какой-то постамент дурацкий, с совковской ерундой. Я повалил её прямо на землю, рядом с ним.

В комнате повисла тишина, тяжёлая, как могильная плита. Я знал, о каком постаменте он говорит. Он совершил своё чёрное дело прямо возле мегалита. Осквернил его.

— Она кричала?

— О да, это было кайф. Но потом мне её крики надоели, — его губы растянулись в слабой, жуткой улыбке. — Я сломал ей шею. Чтобы больше не шумела.

Даже под гипнозом, даже спустя тридцать лет, он смаковал это воспоминание.

— Ты когда-нибудь жалел о том, что сделал?

— Жалел? — он искренне удивился. — Нет. Никогда. Мне… мне это понравилось. Ощущение полной власти. Это было… самое лучшее в моей жизни. Сколько бы баб я после этого ни покупал или ни брал силой, та шлюха была лучше