Сторож брата моего - Тим Пауэрс

Он вынул из кармана нож-диоскуры, посмотрел на два длинных, соединенных ближе к рукояти клинка — наносящие раны, которые препятствуют собственному заживлению! — наклонился вперед и остановил руку, чуть не касаясь остриями окровавленного горла миссис Фленсинг.

Она открыла глаза, но в них еще не было видно сознания, и тогда Солтмерик одним испуганным, судорожным движением вонзил в горло нож по рукоять.

Он сразу же испугался содеянного и усомнился в своих воспоминаниях о том, что совсем недавно происходило в кухне приходского дома, отведенного нынче священнику Бронте и его семье, и взмолился о том, чтобы повернуть вспять то, что он содеял несколько секунд назад, но босая нога миссис Фленсинг дернулась в траве, и пальцы той руки, которую он видел — нормальной руки, — сжались в кулак, а потом кулак разжался, и тело как-то сразу обмякло и замерло — очевидно, уже мертвое.

Убедившись в тщетности попыток отрешиться от неопровержимой улики только что совершенного преступления, лежавшей перед ним, он вообразил себя стоящим на ярко освещенной сцене, в вечернем костюме, глядящим в ограниченный отдаленными тенями зал с заполненными балконами по обеим сторонам…

Быстрыми движениями, точно так же, как действовала бы она сама рядом с безжизненным телом «девчонки Бронте», он двумя руками поднял чуть влажноватую на ощупь голову вервольфа и положил ее рядом с безжизненным телом миссис Фленсинг. Ее дух, размышлял он, скоро утратит связь с убитым в человеческой форме телом и разместится в бесхозной звериной голове.

Несколько минут он сидел, дрожа в ознобе, и, когда пришел к выводу, что перемещение духа состоялось (если этому вообще суждено случиться), принялся дергать и качать нож, пока не смог вытащить его из горла миссис Фленсинг. Преодолевая отвращение, он тщательно вытер параллельные клинки об остававшийся до тех пор белым край изодранной сорочки, после чего убрал нож в карман и перекатил тяжелую голову обратно в котомку, поспешно отбросив впечатление, будто она дернулась в его руках.

Затем он затянул ремешки и застегнул пряжки — и накинул лямку на плечо. Он будет утверждать, что женщину убил вервольф-Керзон, и, уж конечно, в ее отсутствие ему предложат более высокое положение в ордене Косвенных.

Он коротко взглянул на звезды, затем поднялся на затекшие ноги и зашагал на юг, туда, где проходила дорога на Китли.

Глава 12

Весь следующий день Брэнуэлл провалялся в постели, а потом домой вернулись отец и Шарлотта. Старый Патрик не скрывал счастья от вновь обретенной способности видеть и читать, порадовался, узнав, что Эмили каждое утро стреляла на кладбище из пистолета, но был расстроен жалким видом сына. Его озадачил рассказ о том, что за время его отсутствия Брэнуэлл провел в «Черном быке» всего пару вечеров, и он пришел к выводу, что Брэнуэлл, не иначе, страдает тем же истощением, которое двадцать лет назад унесло в могилу его старших дочерей Елизавету и Марию.

Шарлотта радовалась, что вновь видит сестер, и почти сразу же рассказала, что за то время, пока ухаживала за отцом в Манчестере, написала уже половину нового романа. В первый же вечер по возвращении домой она прочла несколько глав Эмили и Энн и, хотя сестры считали, что главная героиня по имени Джен Эйр должна быть красавицей, осталась при непоколебимом мнении, что героиня будет «такой же маленькой и невзрачной, как я сама, но она покажется вам обеим интересной»[8].

Кухню, конечно, старательно убрали и привели в порядок, и было совершенно ясно, что, невзирая на подробные рассказы Эмили, Энн и Табби, Шарлотта все же не могла поверить, что призрак Валлийца обрел материальное воплощение и появился в доме, а еще менее — что на этой кухне дрались между собою двое вервольфов. Сестры говорили ей, что левая рука Брэнуэлла до сих пор не действует и лишена чувствительности, что сходится с отсутствием левой кисти у воплощения призрака Валлийца, но она не желала думать о брате больше, чем того требовал повседневный домашний быт, и была убеждена, что любые его хвори — это всего лишь последствия непрерывного пьянства.

Было также ясно, что она не слишком одобряет дорогой подарок, который отец привез из Манчестера для Эмили: кремневый пистолет работы Осборна Ганби с набором для заряжания и чистки.

На следующее утро после тех ночных события вся деревня всполошилась от известия о том, что в пустошах неподалеку нашли убитую женщину. Говорили, что она была почти обнажена и горло у нее перерезано. Пригласили магистрата из Брэдфорда и решили, что женщина, судя по всему, серьезно поранила своего убийцу, потому что на остатках ее шелковой сорочки было гораздо больше крови, чем могло вытечь из раны на горле. Шарлотта же с неодобрением слушала предположения сестер о том, что несчастная была, скорее всего, одним из тех вервольфов, которые дрались в их кухне.

Эмили не сомневалась в том, что миссис Фленсинг убили ножом-диоскурами — и сильно надеялась, что вместе с нею умерли и ее планы. С того момента, как Валлиец появился в комнате Брэнуэлла, прошло три дня, и Брэнуэлл демонстрировал все признаки того, что опять целиком и полностью стал самим собою. Эмили вымочила мертвую ворону, которая, по ее мнению, могла бы послужить талисманом, в нашатырном спирте, несмотря на протесты Табби, высушила ее в духовке кухонной плиты и строго-настрого велела брату, чтобы он всегда носил ворону с собою и никогда не выходил из дома без нее.

Тем не менее жизнь в одном доме с братом продолжала оставаться серьезным испытанием.

Презрение Шарлотты к нему еще усилилось через пару недель, после того как он, явившись вечером мертвецки пьяным, поджег свою кровать. Эмили вовремя вбежала в комнату, залила пожар святой водой из ближайшего ведра, а потом в одиночку вытащила его из обгорелой постели в коридор.

Отца, к счастью, в тот вечер не было дома, и сестры, убрав обгоревшие простыни и одеяла, перестелив постель и водрузив на нее так и не протрезвевшего Брэнуэлла, собрались в кухне.

— Он говорил, что спал, — сказала Эмили, — и, наверно, во сне опрокинул свечу.

— Дохлая ворона была у него на столике? — спросила Энн.

— В комоде — он не хочет держать ее на виду, чтобы не объясняться с папой.

Шарлотта сидела с непроницаемым выражением лица.

— Сомневаюсь, что он не мог сделать это левой рукой, — предположила Энн.