Сторож брата моего - Тим Пауэрс

с собою голову. Она собиралась вселить туда мою душу в качестве местоблюстителя до тех пор, пока не удастся поднять призрак из-под камня. Думаю, ее спутник поместил туда ее собственный дух.

Керзон чуть слышно пробормотал что-то; Эмили не сомневалась, что ругательство.

Небо расчистилось настолько, что стали видны звезды, и она поняла, что Керзон ведет лошадь на юг. До приходского дома действительно должно было оставаться недалеко.

— Завтра, — сказала она, — мы с вами должны…

— Вы несколько дней пролежите в постели. Будет хорошо, если после всего этого у вас не случится жестокая лихорадка.

— Я не из хрупких. Завтра мы с вами должны сделать то, о чем я писала вам. Безотлагательно, поскольку камень раскололся и они уже послали за головой.

— Вы действительно не из хрупких. — Он хохотнул. — Вы рассчитываете на знакомство вашего отца с нею — опять рассчитываете? Просить указания у богини обходится дорого, а уж предпринимать действия, чтобы выполнить ее совет, — это вообще смертельная опасность в случае неудачи. Я бы сказал даже: неизбывная опасность. В прошлом году я всего лишь спрашивал… о местных новостях.

— И без моей помощи ничего не узнали бы. Меня не пугает никакая цена.

— Вы всегда были дурой. И наивно ожидаете, что я вместе с вами тоже полезу в эти опасности.

— Дураки, — поправила она. — Мы.

Он промолчал, и дальше они шли в тишине, нарушаемой только чавканьем по грязи башмаков Керзона и лошадиных копыт. Страж безмолвно рысил рядом, то и дело крутя головой, чтобы рассмотреть выплывающие из темноты холмы.

Шарлотта, Энн и Табби услышали топот копыт во дворе и высыпали в кухонную дверь. Когда Эмили перекинула ногу через лошадиную спину и сползла наземь, Энн стремглав кинулась к ней.

— Ты насквозь промокла! — воскликнула она, обнимая свою рослую сестру за плечи. — И замерзла! Сухая одежда, горячий чай и теплая постель, и немедленно!

Эмили попыталась протестовать, но Энн потащила ее на кухню. Страж следовал за ними по пятам. Там Энн сняла с сестры мокрую шляпу и макинтош и потащила ее к лестнице.

Шарлотта посмотрела на высокую фигуру, стоявшую во дворе рядом с лошадью, и узнала того самого человека с повязкой на глазу, который год назад приходил к отцу, а потом водил Эмили советоваться с языческой богиней, а еще позднее, по словам сестер и Табби, превратился в вервольфа в этой самой кухне!

Но Эмили писала ему письмо, просила помощи, и, похоже, этой ночью он спас ей жизнь. Шарлотта тяжело вздохнула и сказала себе: accepter l'aide[10].

Табби взяла ее за локоть и явно хотела захлопнуть дверь, но Шарлотта оттолкнула ее и, напротив, придержала створку.

— Входите, сэр, — сказала она и добавила для Табби: — Да, я знаю, кто он такой.

— Господи помилуй! — взвыла старая домоправительница, отступая в комнату, к Стражу, который, не долго думая, лег на пол. Несомненно, то, что собака спокойна, это хороший признак!

— Я пойду, — сказал Керзон, глядя в сторону. — Я больше не имею права входить в этот дом.

— Полагаю, — ответила Шарлотта, — что, если бы не вы, мою сестру завтра нашли бы мертвой на пустошах. — И, чувствуя, что от бравады кружится голова, произнесла: — Прошу вас, войдите.

Табби за ее спиной ахнула.

Керзон смотрел на Шарлотту единственным открытым глазом. Он покачал головой и открыл рот, но Шарлотта заговорила первой.

— Пожалуйста.

Он в явной неловкости переступил с ноги на ногу и сказал:

— Хорошо, мисс Шарлотта. Только сначала верну лошадь в стойло — это недалеко отсюда, на этой же улице.

— Конечно.

Керзон, держа лошадь в поводу, вывел ее из конуса света, струившегося из открытой двери кухни, и Шарлотта услышала, как копыта с плеском наступали в лужи, пока человек и лошадь не свернули за угол.

Шарлотта закрыла наконец дверь, подошла к столу и оперлась на него.

— Если твой отец проснется, — сказала Табби, — и увидит этого дьявола в своей кухне!..

— Мы объясним, что он только что спас жизнь Эмили. Если помнишь, она просила его приехать.

— В час безумия.

— По крайней мере, мы все собрались в этих стенах.

Брэнуэлл ввалился домой с черного хода с час назад, такой же мокрый, как Эмили, с собственноручно намотанной повязкой из тряпки на голове. Энн и Табби не позволили ему сразу же подняться в спальню, а заставили сесть в кухне, промыли как следует два глубоких пореза на лбу и перевязали рану. Он плаксиво отказался рассказывать, где был и что с ним произошло; наверху сестра и экономка смогли только снять с него обувь и мокрую верхнюю одежду, после чего он тут же рухнул на кровать и потребовал, чтобы его оставили в покое.

— Как ты думаешь, что там случилось? — шепотом осведомилась Шарлотта.

— Голову даю на отсечение: все это связано с расколотой плитой, — ответила Табби.

Шарлотта устало кивнула.

— Несомненно.

— Джон хотя бы замуровал щель.

— Если кто и может знать, будет от этого толк или нет, то только мистер Керзон. А пока что нам с тобою, Табби, остается лишь молиться.

Через двадцать минут раздался деликатный стук, и Табби, после решительного кивка Шарлотты, открыла дверь. Керзон вошел в кухню и закрыл дверь за собой.

Шарлотта успела забыть, насколько массивен и смугл этот человек, а повязка на глазу делала его похожим на корсара. Сделав реверанс, она сказала:

— Садитесь, пожалуйста, сэр.

Керзон остался стоять и с явной тревогой смотрел по сторонам.

— Я забыл сразу спросить, — сказал он. — Ваш брат… Брэнуэлл… вернулся домой?

— Не так давно, — ответила Шарлотта. — Такой же мокрый, как Эмили, и с жуткими ранами на лбу! Так присядьте же, сэр! Они были на Понден-кирк?

— Не знаю, где был Брэнуэлл. — Керзон прошел вперед и опустился на ближайший стул у стола. — Я нашел сначала Стража, а потом Эмили в нескольких милях к северу отсюда. Но почему вы вспомнили Понден-кирк?

— Так ведь там… — начала было Шарлотта, но тут же заколебалась. Пресловутые «долговые расписки» все же были не ее тайной. — Эмили нашла вас раненым в прошлом году, — несколько неуклюже вывернулась она.

Он смотрел на нее единственным открытым глазом.

Но кто же спасет нас, думала она, если этот человек не сможет?

— Вы католик, — порывисто бросила она. Собеседник кивнул, и она продолжила: — Я была студенткой, а потом учительницей в брюссельской школе. Четыре года назад. Эмили тоже прожила там несколько месяцев, но уехала домой на похороны тети и не стала возвращаться обратно. — Она взглянула на Табби, стоявшую около ящика с ножами, и на