Да родится искра - narsyy

Дрожь охватила его, едва он очутился по ту сторону стен. Всего месяц пробыл он взаперти, а уже отвык от ощущения свободы. Впрочем, дабы не появилось охоты сбежать, с ними, кроме смотрителей с луками, отправили собак из местной псарни — поджарых, резвых и злых. Однажды Старкальду довелось увидеть, как такой пес по команде набрасывается на человека — будто камень, пущеный из пращи. Собаки задорно бежали впереди колонны, иногда останавливаясь, чтобы обнюхать или пометить чахлый куст.

Ехали медленно. Даль заволокло сырым туманом, скрывавшим от глаз весь мир, отчего мерещилось, будто телега катится посреди беспредельной пустоты. Тракт совсем размок, хоть его и посыпали отвалом горной породы. Копыта лошадей разъезжались в грязи, и возница без конца бранился, поминая скитальцеву мать.

Торн втянул в ноздри напитанный влагой воздух и с наслаждением прикрыл глаза, расплывшись в улыбке.

— Да-а уж. Вот он, запах свободы. Я уж успел отвыкнуть.

— Да будет тебе. Это пахнет дерьмом и застарелым потом от твоей робы, — подсказал ему неугомонный Ядди, быстро ставший своим среди червяков и приобретший роль заводилы.

Раздалось несколько смешков. Благодаря Ядди в них еще не совсем умерло чувство юмора. Без него здесь не выжить.

— А ты, Старкальд, чего башкой вертишь? Никак, хрен свой потерял? Держи вот, можешь не благодарить, я его случайно нашел.

Ядди вдруг вытащил откуда-то из рукава тонкую грязную морковку и протянул ее Старкальду с заговорщическим видом.

Невольники захихикали. Сорнцу же было не до шуток. Он буркнул что-то в ответ и отмахнулся, и Ядди вновь пристал к Торну.

После очередного взрыва хохота к ним подскочило двое стражей, хмурых, как гроза — должно быть, они получили хороший нагоняй от Молота.

— А ну, заткнулись там, вшивые. Работать будете до самого утра без жратвы!

Он умчался вперед, и червяки опять принялись болтать.

— Кажется, надолго мы едем, — протянул раб, подслушавший, о чем толкуют верховые.

— Что такое?

— Говорят, мост-то совсем обвалился. Хорошо, если к закату доедем, а работать будем ночью, когда лесовики притащат опоры.

— Скажи спасибо, что срочность большая и поэтому тебя вообще везут, а то шел бы пешком двое суток с лопатой наперевес, — сказал Ядди.

— Это точно.

Старкальд сидел как на иголках и изнывал от нахлынувшего беспокойства. На этот раз ни веревок, ни кандалов на нем не было. Вот она, еще одна возможность сбежать. Целую прорву времени они потеряют на дорогу, и неизвестно, сколько провозятся с самим мостом. Рядом будет лес, а ночью можно выгадать момент, чтоб затеряться среди такой толпы и улизнуть.

Но не поздно ли? Что он станет делать после, даже если все получится и его не найдут? Так далеко он не раздумывал.

Навстречу им из серой хмари вынырнуло три крытых дырявым тканевым пологом фургона, которым посчастливилось перебраться через мост до обрушения. Колеса их едва проворачивались от налипших комьев грязи.

Всадники задержали их, и обозные, выпучив глаза и оживленно жестикулируя, в ярких красках поведали им о том, что случилось.

Когда один из фургонов проезжал мимо их телеги, сзади отдернули полог, и дряхлая старуха выбросила какой-то мусор на дорогу. За ней под полотнищем возвышались горы то ли тканевых мер, то ли готовой одежды.

Старуха зыркнула на сорнца и скривилась от его вида. Старкальд окинул ее взглядом, лишенным каких бы то ни было эмоций.

Это верно, что такой, как он, достоин только презрения.

Внезапно другой край полога тоже приподнялся, и возле старой карги показалось еще несколько женщин — судя по всему, будущих служанок. На пару мгновений взору его открылось чье-то точеное, на редкость знакомое лицо. Бирюзовые глаза сверкнули и тотчас исчезли за пологом.

Старкальда словно прошило молнией.

Не помня себя, еще сам не зная отчего, он привстал, пытаясь сообразить, кто перед ним. Голова закружилась, сердце едва дрогнуло и забилось часто-часто. Он ощутил, как дощатое ложе телеги уходит из-под ног.

Разум его отказывался верить.

— Эй, ты чего? Сядь, — толкали Старкальда соседи.

Немедля рядом появился страж и что-то прокричал.

Кажется, по спине лизнул кончик хлыста. Старкальд почти ничего не ощутил. Все прочие чувства, кроме зрения, оставили его.

Не сон ли он зрит? Разве это может быть она? Откуда ей здесь взяться?

Фургон удалялся.

— Гирфи! — в надежде позвал он.

Хриплый голос его потонул в тумане.

Полог долго не приподнимался вновь, и сорнец уже решил, что глаза подвели его, но вот ткань отдернулась, и дыхание его перехватило!

Она! Она!

Сама Хатран не показалась бы ему прекраснее. Девушка что-то ответила, но из-за шума он не ничего не разобрал.

— Гирфи! Это я! — завопил Старкальд, махая рукой.

Она высунулась наполовину из-за борта фургона, кивнула. Услышала.

Сорнец хотел было спрыгнуть, догнать повозку, обнять любимую, но вовремя прикинул, что это сочтут за попытку побега и натравят собак.

Он набрал в грудь воздуха.

— Я вернусь. Жди меня! Вернусь! — выкрикнул Старкальд напоследок, перед тем, как фургон растворился в тумане. Кажется, эхом до него донеслось собственное имя.

Его сбили с ног и уложили в телегу.

— Куда собрался, червяк? Знакомого признал? Уймись, если не хочешь, чтоб жилы порезали. Будешь, как старый Мельох, до конца жизни проволоку крутить, сидя на заднице.

Слова. Глупые и ненужные! Они пролетели мимо ушей. Внутри него разгорался огонь, способный дотла сжечь всю скорбь и ненависть, все горе и сожаление, что терзало его в последние месяцы. Он напоминал утопающего в открытом море, который вдруг увидал на горизонте спасительный парус.

Страж отъехал, и Торн шепнул ему:

— Кто это?

— Сестра, — соврал Старкальд.

***

Гирфи везут в Черный город.

Когда немного подуспокоился, Старкальд попытался удержать мысли, что от нахлынувших чувств разлетались, словно перепуганные птицы.

Бежать нельзя. Придется возвращаться и искать способ вызволить из каменной клетки не только себя, но и ее.

Сложно представить, что за прихоть судьбы вновь свела их вместе. Должно быть, не получив положенную оплату, Лепестки сбыли девушку, словно куль золотого песка. И надо же случиться чуду, что Гирфи отправили именно сюда, в мертвую пустошь, прислуживать