Да родится искра - narsyy

это создало должный эффект. С простым людом подобный фокус удался, и, по донесениям, все больше горожан стало теплее отзываться о новом правителе. Быть может, получилось бы и с мечниками, не допусти Раткар роковую ошибку — за долгие годы Астли снискал среди низов слишком высокий авторитет, чтобы можно было вот так просто от него избавиться на глазах собственных воинов.

Раздражение и недовольство среди свартов росло. Люди Феора разносили по харчевням и кабакам слух о том, кто на самом деле устроил засаду в Хаонитовом могильнике, дабы завладеть властью, чем еще больше подстегивали возмущение. В одном из таких погребков страсти накалились до того, что, собравшись вместе и как следует перепившись, осколки старой дружины устремились к порубу, в котором держали Астли, и едва без ведома Феора не подняли бунт, пытаясь вызволить своего командира. Благо, хмель вовремя выветрился из буйных голов, и раньше времени Раткар не узнал, насколько велик стан его противника. Стихийное выступление лишь придало правдоподобия той разобщенности, что царила в головах искровцев.

Вечером накануне суда Феор явился на крепостную стену. Здесь можно было не опасаться чужих ушей.

Легкий снежок укрыл долину внизу, не оставив ни пятнышка оврага, ни черной полоски тракта. Деревья обратились в белые изваяния. Стояла звонкая тишь, обволакивающая луга пеленой спокойствия и умиротворения. Так природа замирает перед бурей.

— Как только войдут люди Крассура, хватай Аммию, — наставлял он командира воротной стражи Тильна, который приходился ему дальним родичем по линии жены. Только опытному воину он и мог доверить такую важную обязанность.

Тильн уставился на темнеющее в закатных лучах сосновое царство вдали за рекой, поглаживая полированное навершие меча. Рослый, плечистый, с обветренным, отмеченным оспой лицом и тяжелым взглядом, он походил на гранитную скалу.

— Мои не подведут, — отвечал Тильн. — Ты скажи лучше, как быть, если они полезут драться.

— Бить их.

— Жалко, люди ведь. И своих и чужих жалко. Видано ли дело, чтобы слуга Гюнира Первозданного замышлял лишить жизни другого? Ибо сказано, что каждый, кто несет смерть, сеет семена тьмы в своем сердце и отрекается от света истины.

После того, как родители Тильна погибли под снежной лавиной, он нашел утешение в молитвах, стал очень богобоязненным и часто в разговоре припоминал цитаты, какие удавалось услышать на проповедях в храме. В своем стремлении жить благочестиво он посрамил бы и пророка, однако у Феора был ключик к его тонкому душевному укладу.

— Помни, Тильн, что на кону не только жизнь воеводы. Самой наследнице рода грозит беда. Раткар уже сбросил с себя благословение творца и облекся в одеяние из скверны. Он предал Дом, убил брата и теперь не остановится ни перед чем. Я скажу тебе другую мудрость, которая больше подходит к случаю: когда зло множится, и слышны стоны праведников, возьми меч и избавь землю от лиходеев, дабы сохранить первозданную чистоту ее.

Тильн пожевал губу и шумно выдохнул. Не по сердцу ему пришлись эти слова, но он не посмел искать в них изъян.

— Если можно, оглушайте, сбивайте с ног. Первым делом доберемся до Раткара, прижмем его и заставим дать приказ. Все закончится быстро. Крови не будет, — пообещал Феор.

— На словах-то оно так, а на деле бывает иначе, — все сомневался Тильн.

— Другой возможности нам не оставили. Или сейчас мы возьмем за горло изменников или север на долгие годы утратит покой. Что скажем мы Мане, когда предстанем перед ним? Почему не защитили род Эффорд, чья власть держится на этих землях вот уже тысячи лет? Нужно решаться.

Долго вглядывался Тильн в сумерки, потом повернулся и впился пылким взором в его очи, желая найти в них непоколебимую убежденность в собственных словах. Феор не дрогнул, не отвел глаз.

— Скажи, верно ли, что именно раткарово войско посягнуло на жизнь Харси и его дружины? Люди разное толкуют.

— Верно, как-то, что я стою сейчас перед тобою, — без промедления ответил первый советник, хоть сам не был в этом убежден.

— Отчего же звезды не показали нам это? Его боец победил, — не унимался командир стражи.

— Даже звезды не могут помешать простой человеческой подлости. Все видели, как Раткар отвлек Данни, а затем Хедвиг метнул в него кинжал.

Тильн прищурился, поразмыслил и коротко закивал.

— Наверное ты прав, Феор. Мрак невежества затмил мой разум. Раткар не уйдет от заслуженной кары.

— Я поговорил с Креххом и Бьярленом, сегодня они вдоволь напоят загривцев медом, так что наутро те проснутся с гудящими головами.

Тильн одобрительно кивнул и сообщил:

— Завтра к вечеру должны возвратиться два разъезда. Если повезет, приедут раньше и поспеют на домстолль. Я отправил за ними мальчишку.

Сын его по имени Вьюренн был вертким пареньком. Все свободное время от работы в поле и присмотра за скотом он проводил возле отца и учился ратному делу, наблюдая за упражнениями молодых свартов.

— Растет он у тебя. Пора и его в дружину принимать.

— Весной. Они с княжной одногодки. — Тильн ухмыльнулся и добавил: — Засматривается на нее.

Феор рассмеялся и похлопал его по плечу.

— Глядишь, еще князем станет.

— Князем четвертинки поля перед мельницей, — продолжил шутку воин.

— Мне пора. Береги княжну, — попрощался Феор и обнял родича напоследок.

— Хатран убережет нас, — сказал Тильн, заключая его в крепкие объятья.

Пока совсем не стемнело, Феор намеревался навестить Имма в Доме Умирающего Творца. Он не оставлял попыток переманить на свою сторону еще и Орден.

Молодая храмовница, прибывшая из Загривка, беспокоила его едва ли не больше, чем сам Раткар. Была в ней некая зловещая сила. Регент явно умолчал об истинных причинах, побудивших их задуматься о таинстве, о котором даже сам Имм имел весьма туманное представление. Одно Феор знал точно: своим появлением и смелыми, едва ли не кощунственными идеями Палетта переполошила и самих монахов.

Храм располагался на холме почти перед откосом к реке, но то ли под ним находился горячий источник, то ли в стенах его действительно обреталась частица Творца — внутри всегда стоял удушающий, будто в мыльне, жар, от которого одежда мгновенно пропитывалась потом.

Выложенная мелким камнем дорога вела через яблоневый сад к арке из толстых крашеных дубовых бревен, которые венчал нарядный короб с резными узорами. Крохотные колокольчики, прятавшиеся под ним от непогоды, издавали мелодичный звон, далеко разносимый ветром. Таинственный и переливающийся, звон этот будто поднимал над