Да родится искра - narsyy

Лес меж тем просыпался. Вокруг приветливо щебетали птицы, в кустах гудели сверчки. Солнце поднялось высоко и отчаянно палило. Словно и не было никакого ужаса, что приходил ночью.

Старкальд изнемогал от голода. Тело трясло, как в лихорадке. Еда осталась в убежище, но как теперь туда попасть?

Он вспомнил, что порченые не особенно жалуют дневной свет и обыкновенно прячутся от него в норах, пещерах и глухом лесу. Быть может, Лауред ушел?

Стараясь не шуметь, Старкальд слез, обошел темнеющий труп Дови, вокруг которого вились тучи жужжащих мух, и высокой травой добрался до руин.

Узкий коридор заливала кровь. Удушливый смрад за утро не выветрился. На цыпочках он поплелся к дальней части монастыря, вслушиваясь в каждый шорох.

Старика он нашел на своей лежанке — тот сидел у погасшего очага, уперев лицо в окровавленные ладони. Перед ним у поленницы распластался Тремм, дыхание которого вырывалось с присвистом, рука зажимала пробитый когтями бок. Даже в полутьме одного вида на него хватило, чтоб понять — скоро и он обнимет землю.

Лауред его не тронет, отчего-то теперь знал Старкальд.

Брови Трема поднялись, когда он заметил, как мальчик спокойно вошел в комнату.

— Ты? — Тремм медленно перевел взгляд с него на дрожащего порченого и ухмыльнулся. — Ты… с ним? С этим… Брат обезглавит… и сожрет вас обоих, — выплюнул он с кровью. — Он идет следом. Никуда вам… не деться.

Хриплый клекот вырывался у него вместо смеха. Тремм так и умер с глупой усмешкой на лице, ставшей его посмертной маской.

Глава 13 - Девочка из сна

Где-то на границе тлеющего сознания Старкальд ощутил, что его кто-то зовет. Зовет горячо и настойчиво — не голосом, не словом, а только мыслью. Будто рябь на воде, зов этот проникал сквозь пелену забвения к угасающему разуму и пробуждал его.

Он очнулся и с первым же вздохом испытал жгучую, мучительную боль, разливающуюся по всему телу вместе с ударами сердца. С нею пришел холод и невыносимый смрад.

Тьма ничуть не рассеялась, когда он приоткрыл глаза. Грудь что-то сдавливало, дышать было трудно. Голова кружилась и соображала туго.

Озябшие руки сперва повиновались плохо, но движение вернуло в них кровь. Старкальд кое-как стащил с себя окоченевший зловонный труп, потом, цепляясь за что-то склизкое, сполз на голые камни и закашлялся. Его вырвало, однако лучше себя он не почувствовал.

Память медленно возвращалась. Перед глазами яркими пятнами восставал кровавый кошмар этой ночи: чудище, бегство, бой с порчеными, последние мгновения с Ядди. За всю свою жизнь Старкальд не испытывал такого трепета, какой охватил его, когда тело стали обвивать щупальца гиганта. Прикосновение это обожгло хладом и опалило огнем.

Как случилось, что он до сих пор жив? И кто пробудил его?

Старкальд попытался уцепиться за обрывки сна, но вспомнил только, что звавший его голос был женским. Гирфи? Конечно она!

Темень стояла хоть глаз выколи. Всюду он спотыкался о трупы и оторванные части тел, а уткнувшись в неровную стену, понял, что его вместе с остальной «едой» забросили в какую-то яму или пещеру.

Неужто, он один выживший? А что же с Ядди?

Губы пересохли, и даже шепота не сорвалось с них, когда он попытался позвать собрата, с кем спина к спине встречал надвигающуюся гибель.

Много ли прошло времени? Голод его не терзал. Значит, не более суток, а вернее, всего несколько часов.

А что если чудовище и его мелкая обслуга где-то рядом? Старкальд постучал по поясу, но вспомнил, что давно уже не носит оружия. Тогда он принялся шарить по трупам, но, сколько бы ни переворачивал тел, не обнаружил даже захудалого кинжала.

Стараясь поменьше шуметь, он, как слепец, ощупью побрел вдоль стены. Он шел и шел, пока не сообразил, что ходит по кругу, а никакой трещины или прохода нет. Силы его таяли, а каждый шаг отзывался в бедре мучительной болью. Он сел передохнуть, но сознание вновь стало проваливаться в туманное забытье. Очень хотелось спать. Вот отдохнет немного, соберется с силами и поднимется.

Вдруг чье-то прикосновение вырвало его из полусна. От неожиданности он беззвучно вскрикнул и отшатнулся. Прямо перед собой он увидел чью-то фигуру, которая будто сама источала слабый свет. Призрак! Старкальд не поверил глазам.

«Умер!» — прошибла верная мысль.

Какое-то время сорнец мог только таращиться на странное видение, пытаясь рассмотреть его получше.

То была девушка с заплетенными косицами. Цвета дыма были одежды и лицо ее, что показалось смутно знакомым. Эти глаза, он уже встречался с ними. Очертания чуть расплывались, точно подергивались рябью на воде. Словно сотворенный прямо из воздуха жук-светлячок, она вырисовывала собственным блеклым светом сырые стены пещеры.

Зажав одной рукой нос от мерзкого запаха, она изумленно таращилась на него.

— Старкальд? Это ты? Ты жив? Ты видишь меня? — затараторила девушка.

— Вижу. Кто ты? — прочистив горло, вымолвил сорнец.

У него зуб на зуб не попадал.

— Аммия. Разве ты не узнаешь меня?

Старкальд недоуменно нахмурил брови, потер виски.

— К. княжна? Ничего не понимаю. Я мертв?

Ужас охватил его. Что, если он в брюхе Скитальца, а все это — навеваемый им морок?

— Не знаю. Считай это сном. Ты должен поскорее выбираться. Я видела каких-то мерзких тварей неподалеку — в другом краю пещеры. Сейчас они спят, так что поторопись.

— Я… не смогу. Я умираю, — покачал головой сорнец.

— Постарайся. Ты нам нужен. Приезжай в столицу. Ты единственный можешь разоблачить Раткара. Он устроил засаду на Харси.

Старкальд неопределенно кивнул.

Сорнец был ошеломлен и совершенно сбит с толку. От упоминания битвы, что разыгралась по его страшной наводке, он лишь опустил взгляд — жгучий стыд обуял его, ведь перед ним, если глаза не обманывали, стояла та, которую он предал и наверняка обрек на смерть.

— С тобой мы обличим его!

— Не понимаю, — сорнец робко ухватил край ее одеяния и ощупал. Ткань настоящая, хоть и странного, невозможного цвета. — Неужто… вы правда… княжна? Как вы тут… оказались?

Девочка улыбнулась.

— Я и сама не знаю. Считай меня колдуньей. Но что же с тобой? Что это за место?

— Я раб, на нас напали… чудища… на мосту.

— Раб? У Раткара?

— В Черном городе, — ответил Старкальд, стараясь избегать прямых взглядов, ибо нестерпимый стыд за содеянное при Хаонитовых могилах обуревал его.

Позади княжны послышалось приглушенное