Райская обитель - Екатерина Валерьевна Шитова

на ноги и, убедившись, что меня не преследуют, побрел к воротам. Я чувствовал такую усталость, как будто не ел и не спал неделю. Убрав засов и раскрыв тяжелые створки, я вышел в лес. Еще раз взглянув на спящую обитель, я судорожно выдохнул. На кухне дома Раяны и Данилы по-прежнему мерцал огонек свечи. Я представил, что мясник Данила до сих пор стучит своим ножом по столу и содрогнулся. "Ну уж нет. Пусть дядя отдает свое состояние кому угодно. В обитель я больше не вернусь!"

Так подумал я и тут же подскочил от жуткого страха. В темноте кто-то дотронулся до моего плеча…

Часть III

– Я же тебя предупреждала, чтобы ты не ходил в Райскую обитель, но ты не послушал меня, – тихо произнес за спиной тоненький голосок.

Небо резали на части первые лучи рассвета, но в лесу было еще темно, тихо и туманно. Даже птицы не пели, спали в густых ветвях.

Я резко обернулся и встретился с грустным и внимательным взглядом прозрачно-голубых глаз. Я сразу узнал эти глаза. Я не мог не узнать эту девушку, так глубоко ее образ врезался в мое сознание, так сильно я был очарован ею. Ресницы девушки затрепетали, и она, в каком-то чистом и искреннем порыве, крепко обняла меня.

– Серафима… – растерянно произнес я.

Глядя на белое, полупрозрачное лицо девушки, так необдуманно пришедшей сюда, в это жуткое место ради меня, я хотел лишь одного – защитить ее, уберечь от того сумасшествия, которое творится за высокими воротами обители. Ее неожиданное появление придало мне сил и смелости. Вот только… Получается, Серафима знает о том, что здесь творится? Неужели она была здесь раньше? Или, может, только слышала об этом месте?

– Как ты сюда пришла, милая? – спросил я.

– Взяла и прибежала, – тихо ответила Серафима, ее нежный, слегка взволнованный голос ласкал мой слух, – мне захотелось тебя увидеть.

Она отпрянула и внимательно заглянула в мое лицо. Я же в свою очередь потянул ее за руку от ворот по направлению к лесу, но, почувствовав сопротивление, обернулся.

– Пойдем отсюда скорее, Серафима. Успеем убежать, пока ещё не рассвело. Плевать на наследство. Я здесь больше ни на минуту не задержусь. Надо было и вправду послушать тогда твоего совета.

– Тогда надо было… А сейчас уже поздно. Тебя теперь все равно вернут назад, – прошептала девушка, и из уголка ее левого глаза выкатилась прозрачная слезинка.

– Кто, дядя Рудольф?

– Нет, обительцы.

– Откуда ты все это знаешь, Серафима? Про обитель, про обительцев?

– Сейчас это неважно, Филипп. Важно другое, – страстно прошептала мне на ухо девушка, – Шесть дней! Всего шесть дней! Один день здесь ты уже продержался. Осталось пять. Ты… Ты мой герой, Филипп!

Девушка вдруг замолчала, отвернула прекрасное лицо в сторону, и рассветный луч, упавший на нее сзади, осветил золотом светлые локоны и лицо, залитое слезами. Серафима плакала из-за меня. Сердце мое сжалось от нежности к этой хрупкой девушке.

– Я бежала к тебе по лесу, потому что знала, что поначалу тебе придется трудно. Я знала, что ты захочешь уйти. Неудивительно! Любой бы на твоем месте захотел этого, – Серафима положила ладони мне на плечи, – но ты должен дойти до конца.

– Почему? – искренне удивившись, спросил я и навалился на створку ворот, чувствуя, что мне все тяжелее стоять.

Серафима обхватила нежными руками мое лицо и произнесла тоном, полным восхищения:

– Потому что ты сильный и смелый, ты справишься!

– Ты не понимаешь, Серафима! Эти люди… – у меня перехватило дыхание, на глаза выступили предательские слезы, – Они здесь сумасшедшие, больные… Эти люди совершают немыслимые вещи.

У меня язык не поворачивался рассказать девушке то, что я только что видел в доме Раяны.

– Они людоеды, Серафима, – глухо проговорил я, – и вообще, Райская обитель – это не просто деревня, это самая настоящая секта. У них тут свои законы и своя религия.

– Ты сильный и смелый, Филипп, я в тебя верю, – твердила мне Серафима одно и то же, как будто не слышала моих слов.

Я снова почувствовал сильное головокружение и подступающую к горлу тошноту. Опустившись возле ворот на землю, я закрыл глаза и устало вздохнул.

– Еще и эти травы! Наверное, они хотели отравить меня ими.

Серафима еще что-то усыпляюще шептала мне на ухо, что-то о любви и храбрости, но ее слова уже не долетали до моего сознания, я вновь погрузился в густой туман, и уже не видел ни Серафимы, тающей в воздухе, ни яркого солнца, прогоняющего мои ночные тени и страхи.

***

Я проснулся от звука колокола и громкого пения. Не открывая глаз, я лежал и наслаждался лёгким теплым ветром, ласкающим мое лицо. Пение становилось все громче. Я открыл глаза и несколько мгновений удивленно смотрел по сторонам. Я по-прежнему находился в доме Раяны и Данилы. В моей маленькой комнатке было настежь открыто окно.

Я встал, потрогал рукой голову – ничего не болело, ночную тошноту как рукой сняло. Я прошелся по комнате – ноги не дрожали, наоборот, я как будто весь наполнился силой и энергией. Неужели все это и вправду мне приснилось? Как-то слишком сюрреалистично при свете дня мне представлялось ночное страшное приключение.

Настроение было прекрасное. Мне вдруг захотелось выбежать из дома и поддержать жизнерадостную утреннюю молитву. Я выглянул в окно – на площади вновь собрались женихи и невесты, они воспевали новый счастливый день. Раяна с Данилой тоже тут были. Обительцы, заметив меня, радостно заулыбались и стали приветственно махать руками.

Я быстро оделся и вышел из комнаты. Проходя мимо спальни Раяны, я не удержался и заглянул туда. Кровать была смята, на ней лежали груды одежды, крошки от еды и прочий мусор, но никакой крови на простыне не было. Я прошёл дальше, на кухню, и с опаской заглянул в деревянное ведро, стоящее рядом со столом. В нем было пусто. Никаких следов вчерашнего действа я не заметил. Я облегченно выдохнул. Приснится же такое! Я же чуть рассудок не потерял от страха!

Получается, и Серафима была частью сна. Как бы хрупкая девушка смогла пешком преодолеть такое расстояние ночью по лесу?

Я вышел на улицу, утреннее солнце ослепило меня, и я широко улыбнулся. Удивительно, я редко когда просыпался в хорошем расположении духа. Обычно, чтобы прийти в себя, мне требовалось полдня, а чтобы улыбнуться – и то больше. В моей городской жизни поводов для радости было не так уж много. А сейчас даже луч солнца