Райская обитель - Екатерина Валерьевна Шитова

– У тебя неординарная внешность, мне хочется запечатлеть ее. С такой восковой фигурой в коллекции я мог бы прославиться не только в обители, но и во всем мире!

– Ты хочешь слепить моего воскового двойника? – воскликнул я, округлив от удивления глаза.

– Да, – смущаясь ответил Ясмин, – Останься у меня сегодня. Мне нужен всего один вечер работы. За это время я как раз успею слепить глиняную заготовку. Ты, действительно, тот, кого я давно искал, ты уникален, Филипп!

Мне не хотелось оставаться в доме этого странного, нелепого художника, но и отказывать ему было неудобно. Его тут все уважали и поклонялись его таланту. Да и, если быть честным, ничто так не ослепляет, как похвала. Никто и никогда до этого не восхищался моей внешностью, хотя, надо признать, сам я всегда считал себя красавчиком.

– Хорошо, я останусь, – нехотя ответил я.

Ясмин улыбнулся, снова хлопнул меня по плечу, и мы сразу же приступили к делу. Я сел на стул, который стоял поблизости от фигуры Раяны, а Ясмин расположился напротив нас, усердно пыхтя над большим пластом мягкой глины, которая постепенно принимала форму и очертания человека.

Мне было неуютно, казалось, ещё немного, и фигура Раяны оживёт, повернёт ко мне голову. Время от времени я вставал, чтобы размять затекшие мышцы, тогда я смотрел на Раяну и пытался убедить себя в том, что это всего лишь воск. А Ясмин не прерывался ни на секунду. "Творчество, оказывается, тяжелый труд!" – подумал я, глядя на то, как мужчина ползает по полу, делая ступни моего глиняного двойника. По лбу его катился пот, он вытирал его рукавом платья.

Спустя несколько часов передо мной сидел я. Точнее моя глиняная копия. Ясмин ходил вокруг заготовки и подправлял недочёты. Его длинные волосы растрепались и выглядели неопрятно, платье испачкалось в глине.

Когда я впервые взглянул в "своё" коричневое, застывшее лицо, по моей спине побежали мурашки, отчего-то вдруг мне стало страшно.

***

В обители прозвенел вечерний колокол, мы с Ясмином прервали работу и отправились на общую молитву. Урса и Мирослава расстроились, узнав, что я не смогу прийти к ним на ночь. Урса сразу же недовольно скривила пухлые губки, Мирослава обняла меня и прошептала на ухо:

– Если тебе все же надоест общество бездушной восковой куклы и скучного художника, приходи к нам. Мы с Урсой всегда рады тебе!

Придя домой, мы поужинали – Ясмин приготовил отменную яичницу с томатами, поджарил тосты. Все было очень вкусно, или, может быть, я просто был сильно голоден.

– А я вот все никак не пойму, – сказал я с набитым ртом, – если вы тут только отдыхаете и наслаждаетесь жизнью – кто ухаживает за огородом?

– Те, кому надоело отдыхать, – усмехнулся Ясмин.

Я замер с ложкой в руках, а Ясмин посмотрел в окно и махнул мне рукой.

– Вон смотри. Видишь, девушка с ведром?

Я высунулся в окно и увидел идущую возле дома девушку. Она улыбнулась, увидев меня. В руке девушка и вправду несла ведро. Позади нее шло несколько коз, которых она угощала кусочками ржаного хлеба.

– Это Анна-Амелия. Она живет здесь уже несколько лет. Поначалу тоже отдыхала, а сейчас вот ухаживает за козами. Или посмотри на меня, – Ясмин взмахнул руками и с торжественным видом поднялся со своего места, – Я творю каждую свободную минуту. Потому что любая праздность, в конце концов, становится тошной. Счастье – оно в труде, в действии, в стремлении. Поэтому это только кажется, что мы тут ничего не делаем. У каждого есть работенка по сердцу.

После ужина Ясмин поставил на стол две чашки чая, и, к своему удивлению, я увидел, что это обычный черный чай. Я отпивал понемногу горячую жидкость из чашки и лакомился вкуснейшим вареньем, которое Ясмин подал к столу в красивой вазочке.

– Так удивительно вновь ощутить вкус привычного чая! А то я уж думал, что вы тут только счастливицу озерную и пьёте! – сказал я.

– Мне счастливица не по душе, – ответил Ясмин и сунул в рот полную ложку варенья, – но употреблять её все равно надо. Для здоровья полезно. Поэтому я приспособился варить из нее варенье. Гораздо вкуснее получается, правда же?

Я поперхнулся, закашлялся сильно, и Ясмин с силой принялся стучать кулаком по моей спине. Отдышавшись, я присмотрелся к янтарной жидкости в вазочке – в ней и вправду плавали мелкие голубоватые цветки счастливицы. Значит, и сегодня мне предстоит мучиться ночными кошмарами? В том, что это был побочный эффект странной озерной травы, я уже почти не сомневался.

После ужина мы продолжили работу. Ясмину оставалось совсем чуть-чуть, как он выразился – "нужно было выправить лицо". Я сидел неподвижно и смотрел перед собой. В комнате было тихо, лишь свечи время от время потрескивали, и Ясмин изредка тяжело вздыхал. Меня клонило в сон. И только я закрыл глаза, надеясь немного подремать, как тут же услышал рядом с собой тихий стон.

Я резко выпрямился, бросил взгляд на работающего Ясмина, а затем уставился на неподвижную восковую фигуру Раяны. Что это было? Я уснул? Мне почудилось? Я с силой протёр слипающиеся глаза, чтобы прогнать от себя сонный морок. Ясмин не обернулся, пожалуй, он ничего не слышал.

Я попытался успокоиться, глубоко вздохнул. А когда глаза мои вновь закрылись, я снова вполне отчетливо услышал хриплый человеческий стон. Он шел именно с той стороны, где стояла восковая фигура Раяны. Это… Это она стонала? Не может быть, опять галлюцинации!

Я резко вскочил со стула, подошел к восковой Раяне и замер, склонившись над ней. Затаив дыхание, я пристально всматривался в прекрасное лицо, но оно было неживым, застывшим, ненастоящим. Надо же такое подумать… Я поднес руку к девушке и чуть было не коснулся пальцами ее лица, как вдруг над моим ухом раздался крик.

– Не трогай, Филипп! Ты что, с ума сошел? Испортишь! – срываясь на визг, кричал Ясмин.

Он подбежал ко мне и с силой потянул меня за руку, подальше от фигуры.

– Ты слышал это? – шепотом спросил я, обернувшись к мужчине.

– Что? – искренне удивился он.

Ясмин стоял напротив меня с руками, вымазанными по локоть коричневой глиной, и смотрел на мое напуганное лицо.

– Да ничего. Наверное, послышалось, – растерянно ответил я.

Я отошёл от восковой фигуры, потом обернулся, ещё раз окинул её взглядом и сел на свой стул. Сон как рукой сняло. Я сидел, прислушиваясь к каждому шороху, но