Писец войска - Олег Мамин

угнали столько лодок и рабов, как вынесли тела павших товарищей — вот тут-то и начались расхождения в показаниях. Моё основное предположение в том, что пока в крепости шло сражение, они выполняли приказ Мерикара, угоняли флот, а до чего не могли дотянуться — жгли.

А рабы сами к ним прибежали. Лодками управляют вовсе не мои «коллеги», а захваченные. Впрочем, в этом я сомневаюсь. Они что-то вроде беженцев, когда очнулись, воспользовались шансом и сами последовали за надеждой не стать марионетками колдуна.

Да вот хотя бы та женщина, которая голосила, когда я очнулся. Она нубийка, и не единственная пленница.

Я такое уже видел в городах. Рабы египтян довольно покладистые, и это то, что в мой мозг человека будущего никак не укладывается. Понятно, почему не дёргаются мужчины со связанными за спиной руками. А вот что ей мешает сбежать? Почему она выглядит такой довольной? Неужели египетский плен лучше, чем жизнь, которой она жила? Другого объяснения у меня нет.

— Ох, ё!!! — завопил я на неизвестном окружающим наречии, когда вдруг резко почувствовал, сколько добра во мне накопилось за трое суток лежания бревном, и рванул к борту корабля. Отдельного туалета тут не предусмотрено.

В Храбрости Двух Земель нас встретили… без радости. Нейтрально.

Анхесенамон отправился на доклад, его гордые подчинённые остались на кораблях, а я пошёл к себе. Хотел найти Уарсу и выспросить у него подробности того, что случилось в крепости пока нас не было.

Когда Анхесенамон раздавал приказы, мне он не посмел ничего сказать, только посверлил меня взглядом. Я решил этим пользоваться.

К сожалению, не застал соседа по комнате на месте, пошёл к хранилищу продовольствия, его основному рабочему месту, но так и не встретился. Не дошёл, меня по пути перехватил гонец от хозяина крепости.

Пришлось идти к нему в условиях полного информационного вакуума.

Единственное, что я разглядел, что людей в Храбрости стало больше. В общем-то так и должно быть, номарх должен был начать собирать ополчение, правда странно, что их сюда привели. Храбрость Двух Земель и Мерикара — это царёвы люди, так что Хнумхотеп должен был обустроить лагерь где-то у себя. У него ведь и так есть воины, где-то они квартируются.

Меня привели в дом надзирателя за гарнизоном, в уже знакомую комнату расписными стенами.

Я видел, что Мерикара сдерживается, он-то доволен, а вот высокопоставленные гости хмурятся.

В крепость прибыл… хм… или Собекхотеп, или Хнумхотеп. Я так и не научился их различать, они очень похожи. Не часто их встречал и в основном отличал по «последователям», то есть телохранителям, и по украшениям. А сейчас на госте новый наряд, вероятно, боевой, так что я не понял, кто из двух братьев пожаловал.

Ещё с ним очень недовольный мужчина в леопардовой шкуре. Я не раз видел её имитацию, даже главные жрецы носят лишь ткань, раскрашенную под шкуру, а вот на этом она настоящая.

Судя по остальной атрибутике (волшебный жезл, защитные амулеты) — это колдун.

— Это мой личный писец, Афарэх, — меня представили, видимо, этому колдуну.

— Пусть ваши счастливые годы множатся! — я вынужден был пасть ниц. Кажется, у меня это уже входит в привычку, проникаюсь восточным духом раболепия.

— Довольно. Вставай, — Мерикара отчего-то был недоволен моей покладистостью. — Расскажи нам, что ты видел в Вавате. Мы с уважаемым Хнумхотепом и ур-маа Йуйя желаем услышать рассказ.

Маа — это храмовая должность предсказателя, «ур» значит «великий». То есть передо мной великий провидец, кто-то вроде толкователя предзнаменований. Не знаю, отчего такой понадобился в крепости. Зато понятно, почему жрец так вырядился: чёрные пятна ассоциируются со звёздами, так что не только сему такое одеяние положено. Сему -то погребальными обрядами заведуют, так что рад, что он по другому профилю.

— Вряд ли я смогу сказать больше, чем отмеченный самим Упуаутом Анхесенамон, — он стоял здесь же, в сторонке, и улыбался во все зубы. Видать, облагодетельствовали. Ещё бы. Три ладьи из кедра пригнал, не считая кучи других трофеев. — Как вы, наверное, уже знаете, мой ба три дня плутал в мире сна. Все события прошли мимо меня.

Хнумхотеп и Йуйя нахмурились, а настроение Мерикара, похоже, лежит на противоположной чаше рычажных весов: чем те сердитее, тем он веселее.

— Расскажи, что думаешь. Как видишь эту историю? — ласково сказал он.

Меня осенило. Кажется, я понимаю, от чего у него такое настроение!

— Когда я служил в храме Сатис переписчиком, то мне попался свиток со сказкой о том, что при предке Джосере, да живёт он вечно, истёк договор с побеждёнными нубийскими колдунами… Или не сказкой? — я соврал, не моргнув глазом. Эту сказку ещё не придумали, читал её в будущем в сборнике вместе с другими баснями востока.

Вопросительно глянул на маа.

Тот не сказал ни слова, только мрачно сверлил мена глазами.

— Продолжай, — с трудом сдерживая улыбку сказал Мерикара.

— Так вроде известная история, — продолжил прежнюю линию. — Боги послали мальчика, он-то и спас Две Земли от них. И заключили новый договор на тысячу лет. Я не знаю, сколько лет прошло с тех пор. (авт.: «Сатни-Хемуас и его сын Са-Осирис». Птолемеевский период)

Все, кто был в комнате, уставились на маа Йуйу. Тот нехотя произнёс:

— Это было не при Джосере, а при Хуфу, да живут они вечно в Полях Иару, — мужчина поморщился: — Тысяча лет не прошла. Только семь сотен.

Взгляды снова перевели на меня.

— Это всё. Другой версии, отчего презренные нубийские колдуны так дерзки, у меня нет, — сказал я.

— Как ты избавил от колдовства людей? — недовольно спросил Хнумхотеп.

— Разве это был я? — я удивился. — Сначала Анхесенамон освободил нескольких ото сна, потом Упуаут приказал его ба вернуться в тело и сражаться в мире людей.

— А потом? Что было потом? Почему, когда Анхесенамон уже сражался, а ты спал, люди продолжали просыпаться? — маа поймал меня на нелогичности.

— Я знаю об этом только по рассказам. Я проснулся на корабле через три дня, когда уже была видна Храбрость Двух Земель, — обратно мы шли по течению и без необходимости прятаться, так что вышло гораздо быстрее.

— Что ты делал в пространстве сна⁈ Как Упуаут освободил пленных? — заорал Йуйя.

Я опять плюхнулся на колени. Это очень удобный способ не показывать эмоции, в частности нервную улыбку, которую я не могу