История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе - Артем Владимирович Драбкин

двухсот подготовленных для операции «Цитадель» «пантер» в строю осталось всего 16 машин. Однако ошибок вермахт не прощал. В третью оборонительную полосу Красной армии немцы вклинились на плечах отходивших частей. Позднее в оперативной сводке отмечалось: «Условием для прорыва танков противника послужило следующее: при отходе автомашин и танков, которых противник преследовал вплотную, ввиду этого не было возможности перекрыть дорогу, идущую с Тетеревино на Ивановский Выселок, противотанковыми минами». За третьей, тыловой, полосой обороны серьезных позиций уже не было. Пехотинец А. М. Болмосов позднее вспоминал: «В ночь на 11 июля мы вышли к совхозу «Октябрьский» и стали окапываться. Нам сказали: «Завтра будет бой, ройте себе окопы. Они будут для вас могилой или крепостью». Но чтобы предотвратить выход немцев на оперативный простор из лабиринта оборонительных полос, нужны были свежие силы. По решению Ставки Верховного главнокомандования 12 июля Воронежский фронт должен был ввести в бой стратегические резервы – 66-ю общевойсковую армию генерал-лейтенанта А. С. Жадова и 5-ю гвардейскую танковую армию генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова. Обе армии проделали тяжелейший многокилометровый марш под палящим июльским солнцем. Вводом в бой двух армий общей численностью почти 100 тысяч человек советское командование хотело переломить ситуацию в свою пользу. Заряжающий тяжелой самоходно-артиллерийской установки СУ-152 Б. В. Назаров вспоминал: «Ночью мы двинулись к линии фронта. Шли всю ночь и следующий день. Несмотря на то что люки были открыты, жара в самоходке стояла неимоверная. Высовываться из люка командир самоходки Иваныч запрещал, и мы сидели внутри, скинув почти всю одежду».

Командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин с нетерпением ждал прибытия резервов, поскольку с их помощью можно было, наконец, перестать спешно реагировать на очередной выпад противника и навязать свою волю ему. С двумя прибывающими армиями Ватутин связывал надежды на переход в долгожданное наступление. 5-я гвардейская танковая армия П. А. Ротмистрова должна была ударить во фланг наступающим через Обоянь на Курск немецким войскам. Днем больших неприятностей для Красной армии суждено было стать последнему дню перед контрударом. Очередной выпад немецких войск привел к захвату заранее назначенных советским командованием исходных позиций для танков Ротмистрова под Прохоровкой. Только чудом не произошло прорыва третьей полосы обороны фронта. Не останавливаясь, «панцеры» 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» рванулись вперед, но с фланга по эсэсовцам ударила артиллерия с другого берега реки Псел. Под сильным огнем немцам пришлось отойти назад. Вся масса эсэсовской дивизии остановилась. Почти 20 тысячам человек пришлось ждать в обороне, пока другая дивизия СС – «Мертвая голова» – расширит плацдарм на Пселе и ликвидирует угрозу смертоносного огня с фланга. Однако удобный, гладкий участок местности, на котором советское командование могло развернуть сотни танков, остался в руках немцев. Поэтому Н. Ф. Ватутин оказался перед трудным выбором. С одной стороны, контрудар был нужен для разгрома вклинившегося до третьей полосы обороны противника. С другой стороны, танкам 5-й гвардейской армии П. А. Ротмистрова теперь предстояло наступать в узком 4,5-километровом коридоре между рекой Псел и железной дорогой, частично перегороженном непроходимым оврагом. Из-за этого атакующие танковые бригады выстраивались в затылок друг другу, в несколько волн. Однако скрепя сердце контрудар советский командующий отменять не стал.

В ходе марша бригады корпусов 5-й гвардейской танковой армии П. А. Ротмистрова соблюдали строжайший режим радиомолчания, не позволяющий вычислить прибытие танков немецкой радиоразведке. Благодаря этому сосредоточение крупных танковых сил удалось скрыть, и противник не ждал удара. На исходные позиции под Прохоровкой скрытно вышло около 400 танков и самоходно-артиллерийских установок в составе двух танковых корпусов. Впоследствии Ротмистров так писал о начале этого, ставшего легендарным, боя: «Еще не умолк огневой шквал нашей артиллерии, как раздались залпы полков гвардейских минометов. Это начало атаки, которое продублировала моя радиостанция. «Сталь», «Сталь», «Сталь», – передавал в эфир начальник радиостанции младший техник-лейтенант В. Константинов. Тут же последовали сигналы командиров танковых корпусов, бригад, батальонов, рот и взводов». Радиомолчание, которое помогло частям армии Ротмистрова скрыть свое появление от противника, было, наконец, нарушено. Внезапность удара была достигнута, оставалось реализовать это преимущество. Немецкие самолеты-разведчики, поднявшиеся в воздух в первые утренние часы 12 июля, засекли подход крупных масс танков и обозначили их условным сигналом – фиолетовыми ракетами. Командир танкового взвода 9-й танковой дивизии Людвиг Бауэр вспоминал: «В моей жизни был важный для меня цвет – фиолетовый. Цвет ракеты, которую пускали немецкие пехотинцы, когда они видели вражеские танки. Много лет после войны, когда я видел этот цвет, я сразу вспоминал войну, и меня охватывала тревога». Предупреждающие о появлении советских танков фиолетовые ракеты вскоре взвились над позициями боевого охранения немцев. Радиоэфир заполнили десятки голосов. В последующие несколько часов они превратятся в сплошной поток сухих донесений, предупреждений об опасности, криков боли, возгласов триумфа, густо приправленных русским матом.

Однако удар в сгрудившиеся у Прохоровки подразделения эсэсовской дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер» развивался совсем не так, как планировали. Когда танки идут крупной массой, они прикрывают друг друга. На выстрел противотанковой пушки по одному танку немедленно следует ответ сразу нескольких его боевых товарищей. Атака же небольшой группой такого преимущества не дает. Маневрирование в узостях привело к тому, что в первом эшелоне под Прохоровкой атаковало около сотни танков – всего две танковые бригады из шести имевшихся в двух корпусах, около сотни танков. Когда через час к ним присоединились еще две бригады, первый эшелон уже понес большие потери. Вторая волна атакующих советских танков была встречена шквальным огнем, боевые машины вспыхивали одна за другой. Результаты первых часов контрудара были обескураживающими. За 2–2,5 часа боя три бригады и самоходный артиллерийский полк 29-го танкового корпуса потеряли больше половины своих боевых машин. По схожему сценарию развивались события в 18-м танковом корпусе. Введенная в бой вслед за 181-й танковой бригадой 170-я танковая бригада к 12 часам потеряла 60 % своих танков. Командир танкового взвода 170-й танковой бригады В. П. Брюхов вспоминал: «Горели танки. От взрывов срывались и отлетали в сторону на 15–20 метров пятитонные башни. Иногда срывались верхние броневые листы башни, высоко взмывая ввысь. Хлопая люками, они кувыркались в воздухе и падали, наводя страх и ужас на уцелевших танкистов. Нередко от сильных взрывов разваливался весь танк, в момент превращаясь в груду металла. Большинство танков стояли неподвижно, скорбно опустив пушки, или горели. Жадные языки пламени лизали раскаленную броню, поднимая вверх клубы черного дыма. Вместе с ними горели танкисты, не сумевшие выбраться из танка. Их нечеловеческие вопли и мольбы о помощи потрясали и мутили разум. Счастливчики, выбравшиеся из горящих танков, катались по земле, пытаясь сбить пламя