История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе - Артем Владимирович Драбкин

встречены сосредоточенным огнем артиллерии, сильно затруднявшим разминирование. В итоге «тигры» подрывались на неснятых минах и выходили из строя даже при не пробитой броне. Согласно донесению группы армий «Юг», в «Великой Германии» все 20 танков и 5 штурмовых орудий потеряны на минных полях, в 3-й танковой дивизии из семи потерянных за день средних танков PzKpfw IV шесть стали жертвами мин, в 8-й тяжелой роте дивизии «Дас Райх» из двух машин обе пострадали от мин, в дивизии «Тотенкопф» все танки и штурмовые орудия потеряны при попадании на минные поля. Лишился своего «тигра», наскочив на мину 5 июля, и будущий немецкий танковый ас Михаэль Виттманн. Прорвать советскую оборону с ходу немцам не удалось. Прежней легкости «блицкрига» уже не было. Танковые и пехотные дивизии врага буквально увязали в лабиринте полос советских укреплений. Уничтожив один противотанковый артиллерийский пункт, немецкие «панцеры» тут же подвергались обстрелу из другого. Начальник штаба немецкого 48-го танкового корпуса генерал-майор танковых войск Фридрих Вильгельм фон Меллентин отмечал: «Следует подчеркнуть искуснейшую маскировку русских: ни одного минного поля, ни одного противотанкового района не удавалось обнаружить до тех пор, пока не подрывался на мине первый танк или не открывало огонь первое противотанковое русское орудие». Однако боевой опыт немецких войск и их новая техника все же делали свое дело. Немцы стали концентрировать свои силы на узких участках. Их танковые части действовали боевым порядком «клин». Его острие образовывали тяжелые танки «Тигр», которым предстояло уничтожать советскую противотанковую оборону. За ними шли средние и легкие «панцеры». Пробив даже малую брешь в советской обороне, немцы всеми силами ее расширяли. В первый день битвы на Курской дуге группировку фон Манштейна поддерживало почти 400 самолетов. Град авиабомб выводил из строя один противотанковый опорный пункт за другим. С помощью авиации немцы подбивали коридоры и в минных полях. Сброшенные бомбы заставляли мины детонировать, и по расчищенным коридорам устремлялись немецкие танки. Все это требовало огромной массы техники и боеприпасов. Но немцы не жалели ни того, ни другого, справедливо рассчитывая, что дальше минных полей будет меньше. Действительно, первую полосу советской обороны танковый корпус СС прошел за 17 часов. Первой реакцией командующего Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутина на начало немецкой операции «Цитадель» стал ввод в бой танковых резервов. До начала сражения они были спрятаны в глубине обороны, в готовности быстро выдвинуться на опасный участок. Самым сильным из этих резервов являлась 1-я танковая армия М. Е. Катукова. По замыслу Ватутина танки должны были решительным контрударом «запечатать» намечающийся прорыв и перехватить инициативу у врага.

Первые столкновения с наступающими новейшими немецкими «панцерами» обескураживали. Уже в первый день сражения новые немецкие «кошки» показали свои острые зубы. Их жертвами стали машины отдельного танкового полка, воевавшего на американских танках. Командир бригады «пантер» Деккер в своем отчете Гудериану писал: «Не зная о наших новейших орудиях, восемь танков «Генерал Ли» приблизились к нам примерно на 2200 метров. Всего несколькими удачными попаданиями мы их уничтожили – они вспыхнули, подобно бенгальским огням на рождественской елке. Один из них был поражен метким выстрелом моего танка». Этот эпизод действительно имел место и подтверждается советскими источниками – 245-й танковый полк потерял в тот момент даже не 8, а 9 танков. Маршал М. Е. Катуков позднее вспоминал доклад командира одной из передовых бригад своей армии: «Бурда стал рассказывать. На их участке противник атаковал непрерывно. По пятьдесят-сто танков шли. Впереди «тигры», «пантеры». – А с ними трудно, товарищ командующий. Бьешь по ним, а снаряды рикошетом отлетают. – Ну и каковы результаты боя? – Потери… Ужасные потери, товарищ командующий… Процентов шестьдесят бригады».

Опыт 49-й бригады гвардии майора А. Ф. Бурды совсем не внушал веры в успех намеченного контрудара. Советским танкам Т-34—76, воевавшим летом 1943 г. под Курском, для того чтобы поразить «тигр», требовалось приблизиться к противнику на дистанцию в 500 метров и ударить по тонкой бортовой броне. В свою очередь, немецкие «тигры» и «пантеры» могли пробить даже лобовую броню «тридцатьчетверки» с расстояния более двух километров. Огромные потери 1-й танковой армии вынудили Катукова высказать Ватутину свои сомнения. Однако ответа от командующего Воронежским фронтом не последовало. Скрепя сердце Катуков продолжал собирать силы для броска вперед, когда в его штабе раздался телефонный звонок из Ставки Верховного главнокомандования: Сталин просил командующего танковой армией высказаться о возможных вариантах действий. Катуков предложил использовать танки для ведения огня с места, из засад, чтобы, подпуская бронемашины врага на расстояние 300–400 метров, уничтожать их прицельным огнем. Верховный главнокомандующий некоторое время молчал. «Хорошо, – сказал он наконец, – вы наносить контрудар не будете». Танки и мотопехота армии Катукова заняли позиции плечом к плечу с отошедшими на вторую полосу обороны гвардейцами 6-й армии генерал-лейтенанта И. М. Чистякова. Им предстояло встретить атакующего вторую полосу обороны противника огнем с места.

Находившийся на соседнем участке 5-й гвардейский танковый корпус генерал-лейтенанта А. Г. Кравченко, носивший почетное наименование «Сталинградский», действовал в точности согласно приказу Н. Ф. Ватутина. Кравченко впоследствии описывал, как его убеждали идти в контратаку: «Ко мне прибыл с полномочиями от командующего армией полковник Никифоров, который угрожал применением оружия, если корпус не пойдет в контратаку». Память о катастрофах 1941 и 1942 гг. была еще слишком сильна. В командовании Красной армии все помнили, что происходило, когда немецкие войска вырывались на оперативный простор. На Курской дуге этого нельзя было допустить ни в коем случае. Однако прямолинейное исполнение приказа привело к трагическим последствиям. Корпус Кравченко был обойден немцами с обоих флангов и окружен. От полного разгрома советских танкистов спасло только то, что кольцо окружения было неплотным. Командир танка старший лейтенант Е. Красноцветов позднее так описывал обстоятельства прорыва: «В два часа ночи в полной темноте танковый корпус начал движение из окружения. На подступах к хутору, слева от передового отряда, вражеский самолет-разведчик «повесил» осветительную авиабомбу. В ее ярком свете танкисты увидели наверху оврага штабной автобус, который вскоре загорелся. Вероятно, наши штабисты сами его подожгли, чтобы не оставлять врагу находившиеся в нем документы. Не останавливаясь, танкисты продолжали движение. Висящий над ними «воздушный фонарь» стал гаснуть. Начало светать, и стали видны спрятанные в кустах близ поселка вражеские противотанковые орудия. Они тут же были подавлены огнем танковых пушек, охранявшая их пехота противника поспешно отошла». За один день корпус А. Г. Кравченко потерял около ста танков, больше половины своих боевых машин.

Позднее в разговоре с командующим 5-й гвардейской танковой армией П. А. Ротмистровым Н. Ф. Ватутин признал свои действия в тот момент поспешными и непродуманными: