ПТБ или повесть о противотанковой батарее - Борис Геннадьевич Цеханович

Перед самым обедом мы на своём БРДМе выехали в расположение третьего взвода, для того чтобы пристрелять цели на переднем крае боевиков. Вообще, весь передний край, где мы расположились, делился на две части зелёнкой. Она то и шла из расположения боевиков и перекрывалась палаткой Нахимова. Левая часть контролировалась вторым взводом и была скучна. Чистое поле, в расположение боевиков пересекал воздушный, бетонный арык, а за ним на небольшом бугре виднелся тригопункт. Больше ничего не было видно и ничего не оживляло пейзаж. Справа от зелёнки в расположении третьего взвода было гораздо веселее. Недалеко от взвода, проходила асфальтная дорога; противоположным концом она уходила в молочно-товарную ферму, которая располагалась в шестистах метрах от нас. Там проходил передний край боевиков. Самих их видно не было, но постоянно посвистывали пули, выпущенные из укрытий, на которые мы практически не обращали внимания. Бетонный забор, за ним виднелись крыши зданий фермы, а над всем этим возвышался подъёмный кран.

Мы начали пристреливать возможные цели из пулемётов, но из-за того, что опять не могли запустить установку для вентиляции кабины, пристрелку пришлось быстро прекратить. Газы от выстрелов скопились внутри машины и Алушаев слегка угорел. Чудинов и он вылезли из машины, сели на броне и стали усиленно дыша чистым воздухом, вентилируя лёгкие. В этот момент к нам подскочил танк с командиром танкового батальона и встал рядом с моим БРДМ, в пяти метрах. Из люка вылез Толя Мосейчук и ткнул рукой в сторону МТФ: - Боря, подъёмный кран видишь? На нём сегодня ночью засекли наблюдателя с ночником. Следят, суки, они ночью за нашими позициями. Вот сейчас мы его и сковырнём.

Толя дал целеуказание наводчику, соскочил с брони и подошёл ко мне. Алушаев и Чудинов с интересом наблюдали за действиями танкистов с машины, а у меня даже не возникало никаких мыслей, что в той близости от танка может быть так опасно. Прогремел оглушительный выстрел и солдат взрывной волной от выстрела снесло с верха машины. Нелепо растопырив в разные стороны ноги и руки, оба пролетели по воздуху метра три и упали на землю. Чудинов упал удачно, сразу же вскочил на ноги и помчался к машине, Алушаев же встать долго не мог и когда мы его подняли, стоял неуверенно, слегка пошатываясь, и был бледен. От БРДМа слышался мат водителя; взрывной волной выдавило оба лобовых стекла машины и они упали вовнутрь, но не разбились. Сам снаряд попал в будку подъёмного крана и она перестала существовать. Второй снаряд попал в место соединения стрелы с краном, взорвался. Даже на таком расстоянии было видно, как куски металла полетели в разные стороны, разбивая шиферные крыши. Трос порвался и стрела рухнула на землю. Третьим снарядом перебили металлические крепления, кран зашатался и упал на остатки крыши ближайшего здания. Толя извинился передо мной, что не предупредил о недопустимости нахождения вблизи танка во время выстрела, сел на танк и укатил к себе. А я, приехав к себе, приказал Алушаеву лечь и отдыхать, освободив его и от ночного дежурства.

Перед совещанием встретился с Будулаевым и спросил, знает ли он в каких обстоятельствах проходит служба у лейтенанта Нахимова? Командир батальона тяжело вздохнул: - Боря, во-первых: он не лейтенант, а уже старший лейтенант. Во-вторых: если бы это было в моей власти, я бы погоны старшего лейтенанта отдал бы его заместителю сержанту Логинову.

- Виталя, но он же офицер и моет посуду солдатам.

Командир батальона успокаивающе похлопал меня по плечу: - Боря, твой авторитет и авторитет других боевых и нормальных офицеров от этого факта не пострадает. И просьба к тебе – не обращай на это внимание. Пусть взводом командует сержант и это меня полностью устраивает.

Уже смеркалось, когда после совещания я шёл по двору племсовхоза. совхоза. Пересекая мне путь, из-за угла здания вышёл здоровенный, сизого окраса, матёрый котяра. Он шёл и жалобно мяукал, жалуясь на какие-то свои кошачьи проблемы. Я любил кошек и, обрадованный такой неожиданной встречей, присел на корточки и ласково подозвал его к себе, без всякой надежды на то, что он осмелиться подойти. Но к моему удивлению, кот без опаски подошёл и доверчиво закрутился вокруг меня. Взяв на руки, ласково уговаривая и поглаживая, понёс его в кабину УРАЛа, на котором приехал на совещание. Кот и в кабине вёл себя спокойно, лежал у меня на коленях и мурлыкал, вылизывая и без того чистую шёрстку. Также на руках я его вынес из машины и принёс в землянку, где положил на свою кровать. Все очень ему обрадовались, сразу же вскрыли банку тушёнки и выложили её содержимое на тарелку. Кот спрыгнул с кровати, подошёл к тарелке, осторожно обнюхал её и обернулся ко мне. В его глазах, почти по человечески, мелькнула благодарность за еду, а поблагодарив нас таким образом, кот не с жадностью, а с деликатностью стал кушать. Мы же с умилением наблюдали за ним, и наверно каждый, глядя на него, невольно вспомнил свой дом, семью и многое другое сокровенное. Кот покушал, запрыгнул ко мне на кровать, умылся лапкой, закрыл глаза и блаженно замурлыкал. С удивлением я обратил внимание, что с его появлением землянка стала ещё уютней.

В 23 часа, как обычно, вместе с Торбан вышел на патрулирование. Забрался в бетонный арык и стал прохаживаться по нему: тридцать метров вперёд, тридцать метров назад. Двигался бесшумно, чутко вслушиваясь в ночные звуки. На старом месте с насыпи я мог наблюдать практически во все стороны и пользоваться ночным биноклем, а вот здесь с двух сторон поле зрения ограничивали две зелёнки, проходящие в двадцати метрах от нас и закрывающие передний край боевиков. Поле между нами и боевиками не было заминировано, это я уточнил у сапёров, поэтому вся надежда была на сторожевые посты пехоты, которым не верил. И на патрули своих взводов. Боевики незаметно, почти вплотную могли беспрепятственно подобраться к нам и атаковать: так что место действительно было опасное. В основном приходилось полагаться на слух, ночной бинокль я сразу отдал во второй взвод – им он был нужнее. Ночь прошла спокойно и в восемь часов утра поехал на