Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин

Именно в этом документе оба командарма значатся как удостоенные орденов Кутузова 1-й степени. Поэтому специально представлять П.А. Ротмистрова к ордену Суворова за тяжелейшую, кровопролитнейшую операцию, в ходе которой Москва специально направила комиссию ГКО расследовать причины больших потерь именно в его войсках, да к тому же в условиях, когда никто из соседей, участвовавших в общей операции, этого не делал, командующий Воронежским фронтом вряд ли решился. Награждать же самому таким орденом у Николая Федоровича права не было. Поэтому утверждение командарма вызывает большие сомнения.

В этой связи, на мой взгляд, следует отметить одну интересную деталь, которая говорит о неоднозначности ряда поступков самого командарма. Несмотря на хвалебные отзывы и комментарии о боевой работе своих войск под Прохоровкой, без которых не обходилась ни одна его публикация, Павел Алексеевич прекрасно понимал, что для специалистов и соратников по оружию провал дебюта 5 гв. ТА 12 июля 1943 г. был очевиден. Например, Г.К. Жуков об этом ещё при жизни открыто говорил. В то же время он не мог не осознавать, что запущенную ещё в 1943 г. «утку о грандиозном успехе» в одночасье не свернешь, да и невыгодно это ему лично, привычка быть выдающимся тоже давала о себе знать. Тем не менее он не раз делал осторожные попытки объяснить очевидный факт, что не он один виновен в тех колоссальных потерях и провале. Ведь изначально не он же планировал контрудар и ставил армии неподъемные задачи. Примерно с конца 1950-х – начала 1960-х гг. в узком кругу Павел Алексеевич начал постепенно приоткрывать занавес над «кухней» контрудара и высказывать своё мнение о виновниках неудачи армии. Это не был честный анализ прошлого, как мне говорили те, кто слышал эти монологи, он лишь «хотел немного очистить свое имя от мифа, но при этом не утратить статус победителя и защитника Прохоровки». Описывая ситуацию, сложившуюся в тот момент на Воронежском фронте, он утверждал, что 12 июля 1943 г. его по большому счёту «подставили» Ватутин и Хрущев. Именно они не дали реализовать его замысел, о деталях которого он умалчивал. Об А.М. Василевском, хотя он и был одним из авторов плана контрудара, а значит, и неуспеха его армии, П.А. Ротмистров всегда отзывался с большим уважением, т. к. именно Александр Михайлович, по его мнению, спас его от неправедного суда. Разговор с профессором Ф.Д. Свердловым, цитата из которого приведена выше, судя по всему, и был таким «откровением».

Незадолго до кончины Павел Алексеевич решил закрепить эту точку зрения в своих мемуарах[837]. Делал он это крайне осторожно, с прицелом на разные группы читателей. Для широкой аудитории в главе, посвященной Прохоровке, командарм, подробно описывая процесс подготовки 5 гв. ТА и участия в нём А.М. Василевского, а также то «ошеломляющее» впечатление, которое якобы произвело на Г.К. Жукова поле боя, когда он его осматривал 13 июля, тем самым подводил читателя к мысли: «Под Прохоровкой командованием армии всё было сделано верно, и оба маршала это подтвердили. Общий же план контрудара разрабатывало руководство фронтом, поэтому и ответственность за провал должно нести оно».

Для профессионалов был использован иной прием. Повествуя о событиях, происходивших уже через месяц после Прохоровки, во время операции «Полководец Румянцев», Павел Алексеевич привёл свой разговор с генерал-полковником И.С. Коневым, командовавшим в ту пору Степным фронтом, об изменении задачи армии. И.С. Конев тогда якобы сказал: «Решили поставить тебе задачу посложнее. Пусть завод (Харьковский тракторный. – В.З.) штурмует пехота. А ты со своими танкистами выходи на правый фланг армии Манагарова (53 А. – В.З.), откуда нанесешь удар на Коротич, Люботин с целью отрезать пути отхода противника из Харькова к Полтаве и не позволить немцам подтянуть резервы из района Богодухова. – Лицо Конева расплылось в озорной улыбке. – А ты думаешь, мы слабее Ватутина? Танки против танков: он тебя двинул против немецких танковых частей под Прохоровкой, а я здесь»[838]. Для обычного читателя этот эпизод свидетельствует лишь о решительности Ивана Степановича сражаться с врагом не хуже своего соседа, командующего Воронежским фронтом. Профессиональный военный же, прошедший войну, увидит в этих нескольких строчках значительно больше. Потому что он не может не знать о существовании приказа И.В. Сталина № 325 от 16 октября 1942 г. об использовании танков в действующей армии, который до 1944 г. был фактически уставом бронетанковых войск Красной армии. Грубое нарушение требований этого документа, в котором категорически запрещалось бросать танки против немецких танков, стало одной из главных причин огромных потерь в технике 5 гв. ТА 12 июля 1943 г. Цитируя И.С. Конева, автор говорил читателю: «Видите, как в среде высшего командного звена нашей армии игнорировались приказы и наставления по ведению боевых действий. Даже командующие фронтами плевали на приказ И.В. Сталина, в котором был аккумулирован добытый в тяжелых боях опыт использования бронетехники. И при этом считал это даже геройством. Что же я, рядовой командарм, мог в тех условиях изменить, если мне приказывали наносить лобовые удары по немецким танкам, которые превосходили наши по качеству?»

Безусловно, в этом есть доля правды. Замысел контрудара – идея командования Воронежского фронта. И главная вина за просчеты в ходе его проведения должна ложиться именно на него, а также на Генеральный штаб и лично И.В. Сталина, которые его одобрили. Поэтому если и можно упрекнуть П.А. Ротмистрова, то лишь в том, что он, как профессионал, понимая, что юго-западнее Прохоровки из-за сложной местности было невозможно создать бронированный клин, чтобы расколоть корпус СС, не опротестовал это решение. При использовании столь значительного количества бронетанковой техники местность играла первостепенное значение. Не до конца продуманными решениями руководство фронта создало условия, при которых танковые корпуса, не имея качественного превосходства в танках, были не в состоянии использовать своё численное преимущество. А эсэсовцы, возведя перед их фронтом рубеж, насыщенный средствами ПТО, полностью контролировали подходы к тактически важным точкам обороны – выс. 252.2 и свх. «Октябрьский». П.А. Ротмистров знал местность, т. к. до 12 июля не раз был у станции, проводил рекогносцировку, поэтому должен был предвидеть неблагоприятное развитие ситуации, донести мысль о грозящей опасности командованию фронта и, безусловно, предложить свой более выгодный вариант для ввода армии в сражение и решения стоящих задач.

Н.Ф. Ватутин не служил в танковых войсках, поэтому всех условий, при которых максимально раскрывается их боевой потенциал, не знал. Хотя ему не раз приходилось успешно использовать танковые соединения в боевых действиях, будучи и начальником штаба, и командующим фронтом. Тем не менее в каждом отдельном случае ему был необходим авторитетный консультант и помощник, в чьих знаниях он бы не сомневался и к чьим советам прислушивался. Особенно это было важно летом 1943 г., когда всё ещё шло реформирование танковых войск. К сожалению, в это время руководство всех фронтов все ещё слабо понимало, что танковые соединения и объединения хотя и являлись мощным средством борьбы, но при определенных условиях были довольно уязвимы. Наглядным свидетельством этому может служить письмо командующего БТ и МВ РККА генерал-полковник Я.Н. Федоренко, направленное И.В. Сталину в разгар боёв на Огненной дуге: «По донесениям командующих БТ и МВ фронтов и командиров, посланных мною в танковые и механизированные корпуса и танковые армии, за время боев с 5 по 20 июля 1943 г. танковые войска на фронтах понесли большие потери в танках. Только Западный, Брянский, Центральный и Воронежский с 5 по 15 июля потеряли 3057 танков (38 % от наличия на фронтах), из них 1912 танков – безвозвратные потери.

Западный фронт с начала операции (с 12 июля. – В.З.) до 15.7.1943 г. потерял 217 танков, из имевшихся на фронте 1895 – 12 %, безвозвратные потери – 55 танков – 3 %.

Брянский фронт с начала операции (с 12 июля. – В.З.) и до 15.7.1943 г. потерял 360 танков, из имевшихся на фронте 1597 – 23 %, безвозвратные потери – 13 %.

Центральный фронт с начала операции (с 5 июля. – В.З.) и до 15.7.1943 г. потерял 563 танка, из имевшихся на фронте 1666 – 34 %, безвозвратные потери – 22 %.

Воронежский фронт с начала операции (с 5 июля. – В.З.) и до 15.7.1943 г. потерял 1917 танков, из имевшихся на фронте 3123 – 61 %, безвозвратные потери – 41 %.

Особенно большие потери в танках несут танковые корпуса при использовании их для самостоятельного прорыва обороны противника:

9 танковый корпус Центрального фронта – командир корпуса генерал-лейтенант т. Богданов – 15.7 был введён в бой на участке 13 армии для прорыва обороны противника совместно с 18 гвардейским