Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

с руководителями коммунистов?»18 Конечно, ставить знак равенства между коммунистами и нацистами было бы неверно. Уже хотя бы потому, что первые объявляли себя интернационалистами, а вторым не было дела до пролетариата других стран. Но обе партии частично действовали среди одной и той же группы избирателей, а методы борьбы, выражавшиеся в совмещении парламентских способов с путчами и восстаниями, до середины 20-х годов у них были схожими. Однако союз между коммунистами и нацистами был маловероятен, а Геббельса, очевидно, смущало то, что в программе и идеологии нацистов наблюдался своеобразный «симбиоз ультраправых и ультралевых идей и наклонностей» 19.

Так или иначе, но до Локарнских соглашений коммунисты и нацисты считали вполне возможным насильственный захват власти в Германии. Последние такие попытки произошли у них почти синхронно, осенью 1923 года. В конце октября коммунисты во главе с Эрнстом Тельманом подняли мятеж в Гамбурге, а спустя две недели Гитлер организовал в Мюнхене нацистский «пивной путч». Обе попытки захвата власти закончились неудачно, и обе партии были временно запрещены в Германии. В дальнейшем, после стабилизации положения в стране, и коммунисты и нацисты стали отдавать предпочтение законным, парламентским формам борьбы, хотя на всякий случай держали наготове многочисленные вооруженные отряды боевиков (красногвардейцев и коричневорубашечников). Что интересно, в составе тех и других было много криминализированных элементов, включая их руководителей, которые при случае могли перетекать из одного лагеря в другой 20. Впрочем, поначалу какие-то шансы добиться успеха выборным путем были только у коммунистов. За них был и успех большевиков в России, и финансирование, которое регулярно поступало из Москвы, несмотря на ряд идеологических и политических разногласий. (Роза Люксембург, например, резко критиковала Ленина и большевиков по многим вопросам, от Брестского мира до разгона Учредительного собрания и создания Коминтерна.) Коммунисты, как сказали бы сегодня, были хорошо раскрученным брендом, пользовавшимся, если и не поддержкой, то известностью по всей Германии. Нацисты же до середины 1920-х годов оставались баварской партией, и за пределами этой земли были мало кому знакомы.

В начале 1923 года в КПГ насчитывалось 218 555 членов. Партия имела 97 представителей в ландтагах различных земель и 13 депутатов в рейхстаге 21. У коммунистов были неплохие позиции в профсоюзах, молодежных, женских и многих других объединениях. Но КПГ никогда не была однородной партией. В ней всегда существовали различные течения, и в первые годы своего существования партия не раз раскалывалась, да и в дальнейшем периодически балансировала на грани раскола. Были «правые», лидерами которых считались Генрих Брандлер и Август Тальгеймер. Их недолгое руководство закончилось исключением из КПГ. Им на смену в середине 1920-х годов пришли «левые» во главе с Рут Фишер и Аркадием Масловым. Но и их постигла та же участь. Впрочем, принадлежность к «правым» или «левым», как и сами эти течения, были во многом условны, и зависели, не в последнюю очередь, от событий и борьбы большевистских лидеров в Москве. Лидер Коминтерна, пустой и тщеславный Григорий Зиновьев боролся с остроумным циником Карлом Радеком, который в первой половине 1920-х годов являлся членом Исполкома Коминтерна и фактически курировал из Москвы германских коммунистов. Свои «мнения» эти два большевистских деятеля меняли в зависимости от конъюнктуры момента, иногда на прямо противоположные. Соответственно, «колебались» и связанные с ними немецкие коммунисты. Наконец, в 1925 году в руководстве германской компартии закрепилась группа, возглавляемая Эрнстом Тельманом, который благоразумно сделал ставку на восходившую звезду мирового коммунистического и рабочего движения Иосифа Сталина. После этого внутри КПГ произошла относительная стабилизация, сохранявшаяся вплоть до запрещения компартии с приходом нацистов к власти.

Однако сводить ожесточенную внутрипартийную борьбу в КПГ в первой половине 1920-х годов исключительно к межличностным отношениям было бы неправильно. Кроме малопонятных для непосвященных схоластических споров о разных «теоретических» выкладках, борьба в КПГ велась и вокруг ряда принципиальных и вполне конкретных вопросов политической стратегии партии. Прежде всего, о возможности насильственного захвата власти. Этот вопрос был актуален для немецких коммунистов где-то до 1924 года. Коммунисты организовывали вооруженные выступления в январе и в марте 1919, в марте 1921 и в октябре 1923 годов. Политика КПГ всегда направлялась из Москвы, особенно после образования Коминтерна. Основатели германской компартии Карл Либкнехт и Роза Люксембург, авторитет которых в мировом коммунистическом и рабочем движении был ничуть не ниже авторитета Ленина, погибли буквально сразу вслед за образованием КПГ. После их смерти любые действия надо было согласовывать с московскими товарищами. Это приводило к банальному забюрокрачиванию «революционного процесса». Вместо того чтобы действовать, надо было ждать одобрения и инструкций из Москвы, где Зиновьев говорил одно, а Радек — другое. Иногда немецкие коммунисты огрызались. «У нас нет хозяев и наставников, — заявлял Брандлер, ориентировавшийся на Радека — и поэтому мы никак не связаны с личными взглядами товарища Зиновьева» 22. Однако подобное неповиновение строго усмирялось, и желающих его повторять было немного. В результате вооруженные выступления германских коммунистов оказывались плохо подготовленными и быстро подавлялись правительственными силами.

Самым ярким примером провала КПГ стала реакция партии на франкобельгийскую оккупацию Рура. Казалось, не могло быть более серьезного повода для вооруженного выступления. Тем более что оккупация началась в дни работы VIII съезда партии. Ввод войск Антанты всколыхнул всю Германию, и было естественным ожидать, что коммунисты воспользуются протестными настроениями. Но пока они дискутировали и согласовывали вопрос о том, как им относиться к событиям в Руре, протестную инициативу успешно взяло в свои руки правительство, организовавшее массовое «пассивное сопротивление». КПГ же ограничилась красиво звучавшим, но малопонятным руководством Клары Цеткин: «Мы должны нанести поражение Пуанкаре в Руре. Но это возможно, лишь нанеся поражение Куно (канцлер Германии. — И. Т.) на Шпрее. А Куно можно победить на Шпрее, если немецкие рабочие победят Пуанкаре в Руре» 23. На практике это приводило к крупным просчетам. Когда, например, 31 марта тысячи рабочих Круппа в Эссене попытались помешать французским войскам конфисковать заводские грузовики, подвозившие рабочим продукты питания, оккупанты открыли огонь. Было много убитых и раненых. КПГ, руководствуясь директивой Клары Цеткин, не придумала ничего лучше, как возложить вину за произошедшее поровну на «французских милитаристов» и «германских провокаторов-националистов», а рабочим посоветовала остыть и «не поддаваться на фашистские провокации» 24. Естественно, такая позиция не добавила КПГ популярности среди рабочих. Получался замкнутый круг, выход из которого коммунисты искали более полугода. До тех пор, пока Зиновьев в Москве не решил, что поднимать восстание все-таки надо. Впоследствии сам он, желая снять с себя ответственность за провал вооруженного выступления и, видимо, не понимая всей нелепости своего