Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

канцлера он говорил: «Правительство Рейха готово развивать с Советским Союзом дружеские отношения, выгодные обеим сторонам. (Но) борьба с коммунизмом в Германии является нашим внутренним делом, в которое мы не потерпим вмешательства извне» 52. Сталин не принял такой формулы и прервал военные связи с Германией. Хотя отдельные германские инженеры приезжали в СССР для оказания помощи в строительстве подводных лодок и танков и в 1933, и в 1934 годах 53.

К этому времени не только Веймарская республика превратилась в Третий рейх, но и СССР стал другой державой. «Романтика» первого десятилетия советской власти, с ее ожиданием мировой революции, бесконечными диспутами между большевиками на самые разные темы экономики, политики и культуры, участием в этих дискуссиях многочисленных зарубежных коммунистов, аккредитованных при Коминтерне, канула в лету. С укреплением личной власти Сталина Советский Союз постепенно превращался из enfant terrible мировой политики в ее полноценного участника, хорошо усвоившего правила игры и пытавшегося совместить их со своей тоталитарной сущностью. Советские наркоматы стали четко структурированными органами исполнительной власти с налетом идеологической мишуры. Не избежал подобной участи и НКИД, оттеснивший Коминтерн от вмешательства в свои дела. Зиновьев и Радек уже не могли, как раньше, безответственно вторгаться в советскую внешнюю политику. Со страниц центральных газет они еще пытались излагать свои мысли, но вынуждены были подстраиваться под генеральную линию советского руководства, которая все больше отождествлялась со Сталиным.

Новый советский вождь не был «своим человеком» в международном коммунистическом движении. К началу восхождения к власти он был практически неизвестен за пределами СССР. Сталин не знал иностранных языков и не мог напрямую общаться со многими зарубежными коммунистическими лидерами (с теми, кто не владел русским). Зато с ними легко общались многие из тех большевиков, которые стали теперь соперниками Сталина в борьбе за власть. У подозрительного по натуре человека, каким был новый лидер, это вызывало опасения и тревогу. Что могли затевать «соратники» в сговоре с зарубежными коммунистами, многие из которых были очень популярны в Советском Союзе?! Джордж Кеннан считал, что подозрения привели Сталина к сомнениям — а «стоит ли поощрять зарубежные компартии к попыткам захвата власти»? Ведь тогда они могут выйти из-под контроля, а то и выступить против вождя 54. С этим утверждением можно, конечно, спорить, но фактом остается то, что с конца 1920-х годов зарубежные компартии перестали находиться на острие борьбы за мировую революцию. Последняя вообще откладывалась на неопределенное время. Теперь Сталин и его новые соратники, которые также не имели отношения к мировому коммунистическому движению и не владели иностранными языками, выдвинули теорию о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Для германских коммунистов этот поворот имел серьезные последствия. Они превращались из революционного авангарда Коминтерна в орудие советской дипломатии. Те, кто не понял сталинский маневр, не принял его или был слишком тесно связан с прежней коминтерновской «вольницей», были обречены.

Так получилось, что сталинский поворот в политике пришелся на время отката революционной волны на Западе. После Локарно наступили годы временного подъема западной экономики. В ситуации устойчивого экономического роста в Германии ни коммунисты, ни нацисты не могли рассчитывать на победу парламентским путем. По результатам выборов в рейхстаг в 1928 году (последний предкризисный год) КПГ получила привычный для себя процент голосов (10,6%), уступив не только социал-демократам (29,8%), но и Немецкой национальной народной партии и Партии Центра. Нацисты (НСДАП) на этих выборах показали худший для себя результат (2,6%) за все время участия в избирательных кампаниях 55. Надо сказать, что электоральная история Веймарской республики отличалась отсутствием партии, которая могла бы после победы на выборах составить однопартийный кабинет. Лучший результат за все время был показан социал-демократами в 1919 году (37,9%). Нацисты смогли приблизиться к нему в июле 1932 года (37,2 %) и превзойти на последних свободных выборах в 1933 году (43,9%). В силу этого все германские правительства времен Веймарской республики были коалиционными. В 19191920 и 1928-1930 годах эти коалиции возглавляли социал-демократы. Все остальные годы до прихода Гитлера к власти во главе коалиционных правительств стояли либо правоцентристские, либо беспартийные канцлеры. Сами коалиции, по итогам выборов, создавались левоцентристскими или правоцентристскими. Правым силам не хватало голосов для создания правого правительства, а левые силы не могли договориться между собой.

Отношения двух основных левых партий Веймарской Германии — СДПГ и КПГ — окончательно разладились в 1924 году. После того как правительство Штреземана взяло ситуацию в стране под контроль, пути социалистов и коммунистов разошлись. КПГ за участие в октябрьском путче оказалась на несколько месяцев под запретом, а социалисты взяли курс на союз с немецкой промышленностью. Германский бизнес учел уроки событий 1923 года и понял, что стабильное экономическое развитие невозможно в стране, чреватой революциями. В такую страну никто не будет вкладывать капитал. Наоборот, его будут пытаться вывести. Неутешительный вывод был тем более обескураживающим, что после решения репарационной проблемы Соединенные Штаты проявляли готовность щедро финансировать германскую экономику. Крупной немецкой промышленности нужен был классовый мир. Тема социального партнерства становилась ключевой. Она активно обсуждалась в предпринимательской среде в течение 1924-1925 годов. Перед немецкими бизнесменами стоял вопрос — какая партия может достичь этого наиболее эффективно? Поначалу социал-демократы, с их революционным прошлым и левыми лозунгами отпугивали германских промышленников, и они пытались решить проблемы социального замирения с помощью центристских партий, избираясь от них в рейхстаг. По итогам выборов 1924 года 65 депутатов рейхстага, избранных от буржуазных партий, занимали места в руководстве 269 крупных промышленных и торговых компаний 56. Но такой путь оказался неэффективен. Он помогал лоббировать собственные интересы, но решить задачу социального мира с его помощью было невозможно. Центристские партии контролировали лишь незначительное число рабочих, в основном выходцев с католического юга. Поэтому очень скоро взоры капитанов германской индустрии обратились к СДПГ.

В 1926 году на ежегодном съезде Ассоциации германской промышленности Пауль Сильверберг заявил, что правительство, которое не может договориться с рабочими, более не желательно 57. Он говорил о необходимости сотрудничества с СДПГ. Со своей стороны, социал-демократы двигались во встречном направлении. После 1923 года партия избавилась от своих самых радикальных элементов, выступавших за создание «рабочего правительства» и проявлявших желание действовать совместно с коммунистами. СДПГ сдвинулась вправо и объявила о переходе от «социальной политики» к «политике производства» 58. Под этим подразумевалось классовое сотрудничество. На какое-то время классовые бои в Германии поутихли. Социалисты и контролируемые ими профсоюзы следовали новой политике вплоть до начала финансового и экономического кризиса, поразившего капиталистический мир в 1929 году.

Разрыв