Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

этой идее появилась изрядная доля расового превосходства немецкой нации, но при Гинденбурге такого не было. В его понимании «народное единство» было скорее развитием довоенного патриотического лозунга «один Народ, один Рейх, один Кайзер». Последняя составляющая этого немецкого националистического «триединства» проживала в изгнании в Голландии, но оставались две другие, с помощью которых Гинденбург и старался сплотить нацию. Лозунг всегда был популярен у немцев. Нацисты чуть позже заменили «кайзера» «фюрером» и продолжили успешно эксплуатировать ту же идею. Да и сам Гинденбург всегда мысленно вставлял кайзера в триединую формулу, хоть никогда и не произносил это вслух. В душе он так и остался монархистом. Своим друзьям-националистам, мечтавшим призвать Вильгельма II назад и восстановить монархию, Гинденбург писал в частном порядке: «Конечно, я без всяких оговорок признаю вашу верность нашему Кайзеру, королю и главнокомандующему. Но именно потому, что я разделяю эти чувства, я должен немедленно отговорить вас от таких действий... Внутренний кризис преодолен еще не полностью, и если речь пойдет о реставрации монархии, то зарубежные страны сочтут, что за этим стою я. Говорю об этом с огромной болью» 70.

В глазах многих немцев Гинденбург сам являлся «эрзац-кайзером и отцом “осиротевшего поколения”» 71. И он это понимал. Гинденбург готов был включить в свою формулу «народного единства» даже социалистов. Когда он давал согласие баллотироваться, то сразу предупредил, что не будет инструментом в руках какой-либо одной партии 72. За бортом его Volksgemeinschaft оставались лишь те, кто выступал вместо социального мира за классовую борьбу, то есть коммунисты. Столь широкий круг единения вызывал неприятие у правых. Вскоре после избрания Гинденбурга многие из них стали выражать открытое недовольство позицией престарелого фельдмаршала. Действительно, во внутренней политике Гинденбург соблюдал осторожность и не поддерживал никаких идей о реорганизации структуры власти, а во внешней — оказывал всяческое содействие курсу Штреземана на сближение Германии с Западом и полноправное участие в Лиге Наций.

Здесь необходимо пояснить, что понятие «правые» в политической жизни Веймарской республики носило несколько размытый характер. Традиционно правый фланг германской политики того времени выстраивался так (справа налево): Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП), Немецкая национальная народная партия (НННП), Баварская народная партия (БНП), Немецкая народная партия (ННП), Немецкая демократическая партия (НДП) и Партия Центра 73. Две последние партии обычно считаются правоцентристскими, но в сторону центра по ряду вопросов могли дрейфовать и возглавляемая Штреземаном ННП, и католическая БНП. Без каких-либо оговорок «правыми» партиями считались лишь НСДАП и НННП, которые незадолго до конца Веймарской республики даже создали между собой недолго просуществовавшую коалицию. Именно с их стороны исходила основная критика Гинденбурга и Штреземана. Хотя и внутри «чисто правых» партий не существовало единства. НННП, например, заклеймила репарационный план Дауэса как «второй Версаль», что не помешало почти половине ее депутатов в рейхстаге проголосовать за изменения в Веймарской конституции, без которых этот план был неосуществим. И это несмотря на то что лидеры партии стремились продемонстрировать единую и твердую позицию, от которой затем можно было бы дружно отойти, чтобы добиться мест в коалиционном правительстве Штреземана 74. Еще более любопытная ситуация сложилась после того, как НННП вошла в первый коалиционный кабинет Ганса Лютера в январе 1925 года, то есть времени начала переговоров о будущем Локарнском соглашении. Немецкие националисты вынуждены были фактически прекратить всякую публичную критику политики Штреземана. Их позиция явно сдвинулась в сторону центра, хотя в самой партии предпочитали рассуждать о том, что это Штреземан движется в их сторону 75. Правда, в конце 1925 года НННП покинула коалицию, протестуя как раз против Локарно.

Противоречия внутри партии привели в 1929 году к ее расколу, когда покинувшие националистов умеренные политики образовали недолго просуществовавшую Консервативную народную партию. Целью нового формирования, как писал один из его основателей граф фон Вестарп, было «создание национальной правительственной буржуазной партии, которая разместилась бы между национальными социалистами, с одной стороны, и Партией Центра и социал-демократами, с другой» 76. На правом фланге германской политики, как и среди левых партий, происходило брожение и размежевание 77. Такая ситуация являлась следствием демократичности не только всей политической системы Веймарской республики, но и большинства крупнейших партий в стране. Свободная борьба идей внутри общества приводила к формированию неустойчивых политических объединений, которые на разных этапах могли сближаться, но также могли и размежевываться, образуя новые, независимые партии. Иногда успех политической партии зависел исключительно от популярности ее лидера, с уходом которого партия начинала стремительно терять избирателей. Так произошло, например, с Немецкой народной партией после смерти Густава Штреземана в 1929 году. Вполне вероятно, что со временем подобная аморфная структура германской политической системы приобрела бы более четкие и устойчивые формы с 4-5 сильными партиями, принципиально различающимся по своим идеологиям, но Веймарской республике не хватило отведенного историей времени на подобную трансформацию.

В конце октября 1929 года в Америке разразился экономический кризис. По странной случайности он возник всего через три недели после смерти Штреземана, который в течение нескольких предшествовавших лет олицетворял собой стабильность и процветание Веймарской республики. Кризис начался с обвала курса биржевых акций на Уолл-стрит и быстро распространился на крупнейшие банки, промышленные компании и аграрный сектор Соединенных Штатов. Споры о причинах этого кризиса, получившего название «Великая экономическая депрессия», ведутся до сих пор, но его анализ не входит в задачи данной книги. Для рассматриваемой темы гораздо важнее понять, что этот кризис привел, в конечном итоге, к краху Веймарской республики. Кризис вскоре перекинулся на европейский континент и сильнее всего поразил экономики тех стран, которые были теснее других связаны с американскими финансами. Прежде всего это касалось Германии.

Соединенные Штаты приложили немало усилий для решения послевоенной проблемы репараций в Европе. План Дауэса помог вернуть Германию в мировую экономическую систему и организовать приток американского капитала в экономику бывшего противника. Придуманная американцами схема отличалась известным изяществом. Вливание американских кредитов в германскую экономику помогало немцам выдерживать график уплаты репараций Англии и Франции, которым, в свою очередь, было проще погашать союзническую задолженность перед Соединенными Штатами. Недаром Штреземан признавал в рейхстаге, что американцы являются «нацией, прилагающей наибольшие усилия для реорганизации (германской) экономики, а помимо этого, для умиротворения всей Европы» 78. В этой схеме, правда, таилась и опасность. Перегретая американскими денежными вливаниями германская экономика должна была возвращать не только репарации, но и взятые кредиты, которые, наряду с военными долгами и репарациями, становились «третьим элементом» 79 в сложной системе послевоенных финансовых расчетов. В какой-то момент вся схема могла лопнуть. Поэтому не все американские банки