Мифы и легенды Огненной дуги - Валерий Николаевич Замулин

1942 г. В 1941–1942 гг. противник строил свои рубежи в основном путём возведения отдельных опорных пунктов и узлов сопротивления на наиболее важных направлениях без сплошной линии окопов и серьёзных инженерных сооружений. Это позволяло нашей пехоте, усиленной танками НПП, относительно легко прорывать его позиции. После Сталинграда немецкое командование перешло к обороне на всём советско-германском фронте и до конца войны занималось её совершенствованием. Войска переходят к сплошной эшелонированной обороне со сплошными траншеями, большим количеством минных полей и инженерных сооружений. Для её взламывания и требовался новый инструмент.

Обсуждение новой структуры танковых армий проходило не только в Генеральном штабе и Главном автобронетанковом управлении. В этом было крайне заинтересовано командование фронтов. Мнения высказывались разные, но в главном были едины все: танковые армии – это эшелон развития успеха фронта, поэтому они должны иметь оперативную самостоятельность, однородный состав, т. е. освободиться от немоторизованных стрелковых соединений, а их частям артиллерии и тыла придать большую подвижность. Это позволило бы использовать широкий маневр при глубоком прорыве в тыл противника и улучшило бы управляемость всего объединения.

В конце января 1943 г. в штабе Южного фронта тоже прошло совещание по этой проблеме, на котором присутствовал и П.А. Ротмистров. «На обсуждение этого вопроса, – вспоминал он, – я был приглашён к командующему войсками Южного фронта генерал-полковнику Р.Я. Малиновскому и члену Военного совета генерал-лейтенанту Н. С. Хрущёву. Я высказал мнение танкистов о необходимости проведения дальнейшего организационного массирования танков, для чего нужно создать танковые армии однородного типа и пересмотреть способы их применения на поле боя. Высказанные мною взгляды были одобрены. В заключение нашей беседы Н.С. Хрущёв сказал, что он позвонит И. В. Сталину и попросит его выслушать мои предложения о создании танковых армий нового типа. Вскоре я приехал в Москву с докладом по вопросу пополнения 3-го гв. танкового корпуса, которым я в то время командовал, новой материальной частью и людьми. В Москве я был принят И. В. Сталиным. Он внимательно выслушал меня и одобрительно отнёсся ко всем предложениям. Через несколько дней состоялось решение о создании 5-й гв. танковой армии»[750].

И.В. Сталин принял Павла Алексеевича не сразу после совещания, как может показаться из приведённой цитаты, а лишь 17 февраля 1943 г., но разговор состоялся действительно основательный, он продолжался 1.45[751]. Это была его вторая встреча с Верховным главнокомандующим. Впервые они встретились в ноябре 1942 года, тогда комкор был вызван в Кремль для личной беседы по вопросу применения танковых соединений в прошедших боях. И.В. Сталин интересовался этим человеком. Он запомнил фамилию командира одной из первых гвардейских танковых бригад, которая получила это звание за успехи под Москвой. Он отмечал его стремление делиться накопленным опытом (статья П.А. Ротмистрова была опубликована в «Правде» 24 июня 1942 г.). Знал Верховный и положительную характеристику, которую давало ему ГАБТУ: «Хорошо подготовленный командир, твёрдо управляет соединением, партии Ленина-Сталина предан, авторитетом среди подчинённых пользуется». Вероятно, И.В. Сталину понравился этот невысокий в очках танкист, да и выбора особого у него не было – проблема подготовленных кадров армейского звена стояла в тот момент остро. Поэтому не случайно, когда в начале 1943 г. встал вопрос о кандидатуре командующего гвардейской танковой армией нового типа, выбор пал на него.

Днём рождения 5-й гв. ТА стало 22 февраля 1943 г. В этот день была подписана Директива НКО СССР № 1124821 о формировании двух танковых армий трёхкорпусного состава[752]. Местом её дислокации была определена Воронежская область. В неё включили 3-й гв. Котельниковский танковый, 29-й танковый и 5-й гв. Зимовниковский механизированный корпуса, а также армейский комплект частей обеспечения. Период сколачивания – до 25 марта 1943 г. Через месяц фронт стабилизировался, и сроки готовности к боям продлили, начавшаяся оперативная пауза существенно повлияла на уровень её бригад и корпусов. За всю войну они не получат столько времени на сколачивание и учебу, как в период формирования. К началу Курской битвы по уровню укомплектованности и выучки она заметно выделялась из всех подобных ей объединений, в том числе и 1-й ТА.

Чуть раньше П.А. Ротмистрова, в январе 1943 г., Михаил Ефимович тоже побывал в Кремле. Из рук И.В. Сталина он получил два очень важных документа. В одном говорилось, что начинается формирование 1-й танковой армии и он назначается её командующим, а во втором – о присвоении ему звания генерал-лейтенанта. Это был радостный и в то же время тревожный момент, т. к. уровень требований к нему и его ответственности, теперь как командарма были существенно выше, чем к командиру корпуса, даже механизированного. В книге своих воспоминаний М.Е. Катуков ошибочно указал даты этой встречи, начало января 1943 г., и одного из документов, которые ему показал И.В. Сталин, – Постановление ГКО от 4 января 1943 г. о создании армии[753]. В действительности же этот разговор состоялся 29 января 1943 г., в тот самый день[754], когда и было подписано Постановление ГКО № 2791 о формировании 1-й ТА. Она должна была создаваться в тылу Северо-Западного фронта на базе 29-й А, но пока по смешанному штату. В неё вошли «родной» Михаилу Ефимовичу 3-й мехкорпус, которым теперь командовал генерал-лейтенант С.М. Кривошеин, и 6-й танковый генерал-майора А.Л. Гетмана, а также 112-я танковая бригада[755], четыре отдельных танковых полка, две стрелковые дивизии и четыре лыжных бригады[756]. Сроки формирования Москва установила жесткие, полная готовность к 8 февраля 1943 г. Спешка была связана с тем, что её планировалось использовать в наступательной операции «Полярная звезда», первоначальная цель её была масштабная – разгром всей ГА «Север».

Сработанность командарма со своим первым помощником – начальником штаба – всегда залог слаженной и результативной работы всего управления, особенно в период формирования или подготовки к крупным операциям. Причём не секрет, что отношения начинают складываться с первых минут знакомства и крепнут в ходе общего дела. То, что танковая армия создавалась на базе общевойсковой, создало немало трудностей. Михаил Ефимович отмечал, что хотя назначенный начальником штаба генерал-майор Н.С. Дронов оказался человеком старательным, исполнительным, но далёким от танковых войск. Поэтому работа у него сразу не заладилась. «И чем дальше, тем больше Дронов чувствовал себя не в своей тарелке»[757], – вспоминал командарм. И тогда при поддержке Г.К. Жукова был решён вопрос об обмене начальников штабов: прежний убыл в 22-ю А, а на его место переведен генерал-майор М.А. Шалин, с которым у М.Е. Катукова уже сложились хорошие, рабочие отношения. Михаил Алексеевич не только быстро поставил дело на требуемый уровень, но и стал человеком, на которого в трудную минуту командарм мог положиться, как на